В России, по данным демографов, недавно была зафиксирована самая высокая смертность с 1945 года: число умерших в России за последние 12 месяцев превысило 2,4 млн человек. Естественная убыль населения, без учета миграции, за последний год почти достигла 1 млн человек (более 990 тысяч).
С самого начала пандемии коронавируса родные погибших в России сталкивались со сложностями при организации похорон: очередями в моргах, длинными сроками ожидания выдачи тел, ростом цен на похоронные услуги и нехваткой мест на кладбищах. Как изменилась работа похоронного бизнеса в России за пандемию? Журналисты Север.Реалий расспросили об этом родных умерших и самих похоронных агентов.
«В похоронном агентстве я взяла последний гроб и два венка»
Виктория Соколова из Петрозаводска похоронила свою маму в начале 2021 года. В посмертном эпикризе женщины указано три диагноза: инфаркт мозга, инсульт мозга, ковид. Маме Виктории было 85, но она, по словам Виктории, была «полна энергии».
Соколова вспоминает, что в тот момент местные власти «деликатно молчали» про масштабы смертности в регионе. Поэтому для Виктории было полной неожиданностью, что ждать похорон пришлось больше недели.
«В больницу я звонила сама, узнавала про документы. Мне никто не звонил, видимо, врачи сильно загружены были. Похоронили маму только на восьмой день. Везде были очереди, – рассказывает Соколова. – В морг я пришла к 15:00, но заключение получила только в 19:00. На кладбище тоже была небольшая очередь. И это Сулажгора, где только возможно подзахоронение. Думаю, что в Вилге очередь больше. И это все зимой, в морозы».
«В мэрии, на почте все то же самое. Много умерших. В похоронном агентстве я взяла последний гроб и два венка», – рассказывает Виктория.
Только в Карелии, где живет Соколова, смертность за два неполных коронавирусных года выросла почти на 40%. Такие выводы можно сделать из статистики, опубликованной региональным управлением ЗАГС. В 2019 году в республике было зарегистрировано 8814 смертей – в среднем 735 в месяц. А за десять месяцев 2021 года в Карелии зарегистрировали уже 10138 смертей, что означает, что умирают более тысячи человек в месяц. Таким образом, средняя месячная смертность в регионе выросла на 37%. В столице республики, Петрозаводске, дела обстоят еще хуже: там средняя месячная смертность выросла на 48%, или в полтора раза за два года.
Аналогичная ситуация и в других регионах России. В Калининградской области за 2020 год зарегистрировали 13 289 смертей, при том, что в 2019 году, до эпидемии, этот показатель составлял лишь 12 011. В Москве количество захоронений во время эпидемии коронавируса выросло на 25-30%, как и смертность, рассказывал в интервью РБК глава похоронной службы «Ритуал» Артем Екимов: за 9 месяцев 2020 года в городе произошло 87,2 тысячи погребений. В 2021 году смертность немного снизилась – до 85,5 тысячи погребений. Но до эпидемии коронавируса, с января по сентябрь 2019 года, в Москве похоронили лишь 77,7 тысячи человек, а в 2018 году еще меньше – 76,1 тысячи.
«Хороним по три-четыре человека в день, в некоторые дни покойные – только жертвы COVID-19»
Высокий скачок смертности подтверждают все руководители муниципальных похоронных контор Петрозаводска. Как рассказал местному изданию «Петрозаводск говорит» директор предприятия «Ритуал» Сергей Гриненко, из-за роста смертности им пришлось изменить график работы агентства: похороны агенты вынуждены начинать раньше, а заканчивать позже.
«У заведующих кладбищами раньше было время заняться бумагами, а сейчас они работают, как на конвейере. Недавно одна заведующая жаловалась, что у нее перегорела лампочка, а времени оформить заявку на ее замену нет», – говорит Гриненко.
По словам руководителя муниципального предприятия «Мемориал» Дмитрия Данильева, из-за коронавируса между ними и частными конторами почти исчезла конкуренция, которая раньше была весьма жесткой.
«И у них переполнен траурный зал, и у нас. Расписание очень плотное. Настолько, что погребения не успевают проводить на третий день, как положено по традиции. Некоторые похороны переносятся на выходные дни – так тоже раньше не делали, – говорит Данильев. – Коронавирус стал одной из главной причин смертности. МУП «Мемориал» хоронит по три-четыре человека в день, и в некоторые дни покойные – это только жертвы COVID-19″.
О таком же напряженном графике сообщают похоронные службы и в других регионах.
«Количество ритуальных агентств за год увеличилось на 20%. И ритуальные агенты покупают себе хорошие машины, так как никто без работы не сидит, – рассказывает представитель похоронного агентства из Калининградской области Алексей Татаренков. – Как умирало какое-то количество людей до пандемии: домашние трупы, суицид, ДТП, онкология, сердечники, так они и умирают. Но к ним прибавилось такое же количество людей, умерших от пандемии».
По его словам, в этом году к высокой смертности минздрав Калининградской области подготовился лучше, чем в прошлом.
«Если в том году мы даже не знали, куда складывать трупы, не было даже подготовлено помещение под такое количество умерших, то в этом году привезли и установили большой холодильник, – рассказывает Татаренков. – Бригады, которые перевозят тела, снабжены индивидуальными пакетами для трупов, чего в прошлом году не было. По вскрытиям нет таких больших задержек. Судмедэксперты работают в три смены, а еще год назад работали в одну».
Очередь в морг, польские гробы и нехватка мест на кладбищах
В прошлом году Калининградская область также столкнулась с нехваткой гробов. Раньше их завозили в регион из Москвы, Новосибирска и соседней Польши. Но в Польше, как и в России, смертность тоже резко выросла, в результате чего польские производители перестали продавать гробы в соседние страны. Из-за нехватки гробов родственникам умерших еще недавно приходилось ожидать поставок по несколько дней, замечает Татаренков. Все эти факторы увеличивали сроки захоронения вплоть до двух недель.
В этом году польские компании увеличили мощности производства, поэтому перебоев с поставками гробов нет. Единственная проблема, которая ожидает Калининград, по словам Татаренкова, – нехватка мест на кладбищах. Об этой проблеме ранее говорили агенты и в других регионах:
«У нас есть устное распоряжение власти не продавать дополнительный участок земли под захоронение. По федеральному законодательству о похоронном деле, муниципальное кладбище (а они все в Калининграде муниципальные) обязано предоставить дополнительный метр земли под родственные захоронения. А в Калининграде кулуарно решили не продавать второй участок земли, что есть прямое нарушение закона о похоронном деле, идет ущемление прав населения, – объясняет Татаренков. – Но народ у нас не возмущается, никуда не пишет, ни в прокуратуру, ни в органы власти, поэтому как-то так. Это все произошло именно во время пандемии: у нас просто не хватает земли под захоронения».
Исполнительный директор Союза похоронных организаций и крематориев (СПОК) России Елена Андреева подтверждает, что все объекты инфраструктуры, связанные с ритуальными услугами и хранением тел, в том числе и медицинские объекты, например морги, уже почти два года работают в напряженном режиме из-за увеличенной смертности.
«Эта проблема по всей России существует, особенно когда идут волны. В период лета мы все наблюдали эту ситуацию, – говорит Андреева. – У нас есть необходимость расширять материально-техническую базу: строить хранилища и увеличивать количество моргов. В настоящий момент это проблема, потому что тел очень много. Мы говорили и до пандемии о том, что нам надо развивать инфраструктуру, но сейчас это очевидно: у нас не хватает объектов, чтобы справляться с периодами нагрузки».
Андреева подчеркивает, что в России необходимо улучшать количество и качество работы моргов.
«В Петербурге в бюро судебно-медицинской экспертизы (морг №1) начала действовать электронная очередь. Теперь нет такого, чтобы ждали на улице, – рассказывает она о нововведениях. – Конечно, время ожидания увеличилось, но город справляется. В некоторых регионах ситуация гораздо хуже, возникают вопросы с очередями, качеством и количеством хранения тел».
Полностью текст опубликован на сайте Север.Реалии
Эксклюзивное интервью Чрезвычайного и Полномочного Посла Федеративной Республики Германия в Украине Анки Фельдхузен агентству «Интерфакс-Украина»
Текст: Наталия Пушкарук
Россия перемещает значительные объемы своих войск на границе Украины, существуют опасения относительно широкомасштабного наступления на Украину. Разделяете ли Вы эти опасения или это шантаж со стороны России?
Как вы знаете, я была в Украине в 2014 году. Как очень многие украинцы, многие сотрудники нашего посольства, я помню тогдашнюю ситуацию, и это меня отличает от других дипломатов. Я, может быть, немного спокойнее только потому, что я это уже видела. Было очень много мнений, что Россия может усилить агрессию. У нас были такие опасения и в апреле, однако ничего не произошло. Есть ли у России такие намерения, я тоже не могу вам сказать. Но украинские войска сегодня гораздо сильнее, чем в 2014 году. Россия понесла бы огромные потери. То, чего Россия всегда хочет — это чтобы мы, наши сограждане, украинцы очень много о них думали, тратили энергию, время, нервы, спрашивая себя о том, произойдет ли что-нибудь.
Если это шантаж, чего хочет достичь Россия с помощью него, каких уступок и от кого?
Шантаж, возможно, немного не то слово. Это делается больше для того, чтобы мы думали о России, чтобы мы не знали, что они будут делать, чтобы мы тратили время, думая о них.
Если Россия все же пойдет на военные действия, какими должны быть последствия для нее? По Вашему мнению, достаточно ли все партнеры скоординированы для того, чтобы дать отпор РФ и быть солидарными с Украиной в случае нападения?
В отличие от 2014 года, сейчас это не было бы сюрпризом для нас. Мы все – и в Украине, и вместе с партнерами – уже думаем, как можно этого избежать, потому что никто не хочет полномасштабной войны. Хорошим результатом была бы координация между партнерами, чтобы четко сказать России, что будет, если снова будет война.
О каких именно последствиях для России может идти речь? Германия и Франция сделали жесткое заявление, где предупредили о серьезных последствиях.
Вы знаете все эти возможности, мы уже семь лет об этом говорим. Особенно в финансовой сфере есть еще шаги, которые можно предпринять.
Как Вы оцените усилия Украины по координации партнеров, чтобы дать отпор РФ? Насколько эффективны наши действия?
Украина постоянно в контакте с нами, и уже в течение длительного времени.
На прошлой неделе министр иностранных дел России Сергей Лавров обнародовал конфиденциальную переписку с министрами иностранных дел Германии и Франции. Почему он пошел на нарушение дипломатической практики и какие последствия это будет иметь для будущего Нормандского формата?
В любом случае, переговоры сейчас находятся в тупике. Мы очень надеялись, что будет еще какая-нибудь встреча в Нормандском формате на высшем уровне.
Почему Лавров опубликовал переписку? Потому что он мог это сделать. Чтобы мы были возмущены, но канцлер отреагировала очень спокойно на это. Честно говоря, это не было большим сюрпризом. Это не в первый раз они публикуют такие конфиденциальные бумаги.
Закрывает ли этот шаг РФ путь для будущих переговоров в Нормандском формате?
Нет, потому что эти переговоры зависят от политической воли сторон и политической воли России. По-моему, эти переговоры нужно продолжить или в любом случае не совсем остановить, чтобы иметь платформу, когда придет время и когда будет политическая воля и в России.
Как Вы считаете, существует ли вообще еще Нормандский формат, ведь главы МИД Германии, Франции, Украины в конце концов вели переговоры втроем в Брюсселе?
Россия говорит, что пока их считают стороной конфликта, они не хотят встречаться. Они всегда были стороной конфликта, мы это им всегда говорили. Возможно, сейчас это стало публичнее, но это всегда было так. В Брюсселе трое Министров иностранных дел также четко подчеркнули, что они в любое время готовы ко встрече в Нормандском формате.
Новая немецкая власть настроена продолжать участие в Нормандском формате? Удастся ли ей сделать его действительно действенным инструментом?
Германия стоит бок о бок с Украиной, и мы всегда будем поддерживать Украину в этих переговорах, в этой ситуации. Мы уже много лет показываем, что твердо стоим с Украиной.
Мы не можем физически принуждать Россию садиться за стол переговоров. Иногда нужно немного подождать. Как вы сказали, у нас будет новое правительство, они сейчас тоже думают, как дальше действовать. Будут еще и выборы во Франции. Сейчас точно такой период, когда нужно думать больше, чем действовать, и смотреть, что можно после этого сделать. Но и Германия, и, я уверена, Франция стоят с Украиной, и мы найдем новые пути.
Если, например, США возьмут на себя лидерскую роль в урегулировании конфликта, как отнесется к этому Германия?
Мы всегда рады, когда наши партнеры нас поддерживают, и США это сделали. Мы и дальше так сотрудничаем с США, мы действительно в очень близком контакте с ними, они хотят помочь.
Говорить о других форматах нет смысла, потому что у нас есть один формат. Мы знаем, как он функционирует, и если его поддерживать – это уже хорошо.
Социал-демократическая партия, «Зеленые» и Свободная демократическая партия, участвующие в переговорах о коалиции, хотят, чтобы Олаф Шольц был избран канцлером на неделе, которая начинается с 6 декабря. Чего ждать от господина Шольца в его политике по отношению к Украине и России? Как Украине налаживать отношения с новой властью для укрепления наших отношений?
Внешняя политика Германии очень мало меняется с изменениями правительства, мы это видели последние 20 лет. Мир может быть спокоен, резких изменений не будет. Сначала это правительство будет еще пытаться преодолеть пандемию, потому что это самый актуальный сейчас вызов. Олаф Шольц был министром финансов, он был в правительстве уже последние восемь лет, то есть он профессионал, он очень хорошо будет руководить этим правительством.
Что касается политики в отношении Украины, в случае, если у нас будет министр иностранных дел от «Зеленых», там будут инициировать обсуждение, каким вопросам Германия может уделить больше внимания, где министр захочет действовать или по крайней мере высказываться по-другому, чем предшественники. Но это тоже такой прогресс, который не произойдет прямо сейчас. Вы знаете позицию «Зеленых», особенно в отношении «Северного потока 2» и России. Это не значит, что что-то резко изменится, потому что они все-таки с членами команды и не могут самостоятельно все решать. Но я уверена, что у них есть идеи, которые они хотят воплощать. Сейчас будут такие процессы, и Украина об этом будет знать.
Как действовать Украине, чтобы заручиться поддержкой нового немецкого руководства по интеграции в ЕС и НАТО, чтобы Германия могла стать адвокатом Украины в ЕС по этому вопросу?
Германия уже является адвокатом Украины в Брюсселе, это иногда не так видно, но я читаю это в отчетах, например, о совместных заявлениях после саммитов. Мы действительно поддерживаем Украину в этих случаях. Что Украина может сделать, так это просто уверенно идти по пути приближения к Европе. Соглашение об ассоциации дает нам рамку, которая еще не полностью заполнена, и есть еще другие вещи, такие как интеграция в европейскую сеть электроэнергии. Это конкретные направления. И каждый раз, когда Украина будет показывать, что «Мы это умеем, мы можем придерживаться ваших стандартов», это для нас будет аргумент сказать: «Смотрите, Украина это может, надо и дальше поддерживать этот путь».
Немецкий федеральный регулятор отложил сертификацию «Северного потока 2» как независимого оператора по транспортировке газа. Что это означает, и на какое время позволит отложить запуск газопровода?
Эта институция — Bundesnetzagentur — действует исключительно по законам Германии и европейским законам. Они видели, что нужно сделать анбандлинг сначала. Я думаю, что они поняли, что без этого не следует работать дальше.
Не является ли это шагом со стороны Германии в ответ на шантаж России?
Нет, совсем нет. Мы все думаем, что у России есть интерес получить сертификацию быстрее, а не позже. Однако сейчас это точно не будет быстрее. Если они не сделают анбандлинг, то и сертификации не будет.
В Bundesnetzagentur работают бюрократы, и если нет условий для сертификации, то ее и не будет. Россия знает об этом. То, что у нас есть проблема с поставкой энергии сейчас — это другой вызов, мы над этим все работаем, не только Германия, но и другие страны. Но я думаю, что тот факт, что Bundesnetzagentur остановил сертификацию, не имеет связи с этим кризисом.
Однако выглядит так, что Россия связывает эти вопросы. После отложения сертификации оптовые цены на газ в Великобритании и ЕС выросли на 17%. Как Вы думаете, насколько далеко Россия может зайти в своем давлении, шантаже и что способно его остановить?
Первая причина для высоких цен на газ – это действительно тот факт, что на европейском рынке есть мало газа. Нидерланды, Норвегия поставляют меньше газа. Мы знали об этом. Плохим сюрпризом было то, что сжиженный газ уходит полностью в Азию, потому что там более высокие цены. То есть это коммерческое решение. Россия поставляет газ, пока что в рамках соглашений. Если смотреть на годовые или месячные объемы, они в ноябре поставляли даже больше, чем раньше. Мы за этим очень внимательно наблюдаем, но пока что эти естественные причины больше влияют на цену газа.
Разделяете ли Вы мнение, что Россия использует газ как оружие?
Мы внимательно наблюдаем за ситуацией, и в случае использования Россией газа как оружия будем принимать соответствующие меры.
США и Германия подписали договоренность о «Северном потоке 2». В частности, Германия обязалась принимать меры на национальном уровне, а также добиваться мер на уровне ЕС, в том числе санкций, если Россия будет использовать энергетику как оружие или прибегать к агрессивным действиям против Украины. Не это ли Россия делает уже сейчас?
Самое важное в этой американско-немецкой договоренности – это идея и определенное намерение превратить Украину из транзитной страны в производителя энергии. По-моему, единственный путь для Украины стать более независимой от других, в том числе России, производить те источники энергии, которые нужны в Германии, ЕС.
Я очень надеюсь, что новое правительство примет решение, как использовать «зеленый» фонд, чтобы поддерживать в Украине первые проекты по производству зеленого водорода. Это действительно положительно. Пройдет еще лет десять, пока это будет функционировать и будет более масштабное производство. Но я думаю, что в течение этих десяти лет транзит газа останется, потому что всем этот газ нужен и «Газпром» хочет его продавать. Позже, особенно в Германии, мы уже больше не хотим использовать газ, то есть нам нужны другие источники, и у Украины есть этот огромный потенциал «зеленых» энергий.
Я была рада читать, что зарубежные инвесторы получили деньги, которые украинское правительство им было должно за льготные тарифы. Это хорошо. Я надеюсь, что новые инвесторы видят здесь благие намерения правительства и снова придут инвестировать в источники энергии в Украине.
Что Украина должна делать уже сейчас, чтобы стать поставщиком водорода в Европу? По Вашему мнению, есть ли возможность и при каких условиях, что Украина заменит для Германии роль, которую сейчас играет Россия, но уже в качестве поставщика водорода?
Думаю, для этого понадобится минимум десять лет. Во-первых, для этого нужно дать условия инвесторам «зеленой» энергии, не менять постоянно законодательство. Это, мне кажется, важнейшая отрасль, где Украина может еще улучшить те условия, которые она дает своим Западным партнерам. Законы меняют постоянно, денег нет. Надо более долгосрочно думать, потому что Украина заинтересована в этих инвесторах.
Во-вторых, технологии. Я думаю, что у вас есть отличные фирмы, которые уже знают, как это сделать.
В-третьих, поставки. Есть разные мнения. Уже подписан меморандум о взаимопонимании с другими газотранспортными системами Европы. Эксперты говорят, что можно либо добавить водород к газу, либо улучшить трубы, чтобы они могли транспортировать даже 100% водорода. Я не специалист в этом. Но это те вещи, которые мы можем сделать в течение этих десяти лет. Если Украина может поставлять чистый водород через трубы – это, безусловно, ее очень большое преимущество.
Есть ли у Германии какой-то план действий на случай, если транзит газа из РФ через Украину не будет продлен?
Этот транзит будет до 2024 года, мы уже сейчас работаем (и есть специальный уполномоченный правительства Германии) над тем, чтобы продлить это соглашение еще минимум на пять лет, а возможно, на десять лет. Пока что у нас нет со стороны России таких сигналов, что они не хотят продолжать транзит, потому что это тоже в их коммерческом интересе.
Какова Ваша общая оценка энергетического кризиса? Почему Европа оказалась в такой ситуации зависимости от России?
Потому что мы слишком долго не диверсифицировали наши источники энергии, и Германия даже не в самом плохом состоянии. Мы уже покрываем 33%, то есть треть наших потребностей «зеленой» энергией. Мы много инвестировали в «зеленую» энергию, просто этого еще не хватает, потому что мы решили выйти из атомной и угольной энергии почти одновременно. Это даже для нас вызов. Но мы все-таки среди пионеров по «зеленым» источникам энергии и мы сотрудничаем с нашими партнерами, экспортируем наши технологии. Все-таки мы точно слишком поздно об этом подумали. Вы слышите везде дискуссии по изменению климата. Мы на многие годы просто забыли об этой очень важной теме.
Украина предложила Евросоюзу дополнительный транзит в объеме 55 млрд кубометров газа по специальным условиям. Как к такому предложению отнеслись в ЕС, рассматривают ли его серьезно? Почему до сих пор не последовало ответа?
Это было хорошее предложение Украины. Если вы внимательно посмотрите, то речь идет только о дополнительных объемах газа. Это не так легко, как мы думаем, потому что газ находится в России, а не в Украине, пункт передачи газа – на вашей восточной границе. Предложение интересное. Потому что «Северный поток 2» еще точно полгода не будет работать. Если Россия может добывать больше газа и хочет больше поставлять его, если у них есть коммерческий интерес и они это физически могут сделать – это хорошее предложение, и я могу представить себе, что оно будет реализовано.
Недавно был сформирован первый состав Этического совета, который будет устанавливать соответствие кандидатов на должность членов Высшего совета правосудия критериям профессиональной этики и добродетели. Какова Ваша оценка прогресса Украины по судебной реформе?
Я помню, как год назад президент Украины Владимир Зеленский взял на себя обязательство возглавлять этот процесс. Для меня это было очень важным событием, он сам понял после приговора Конституционного суда, что это важнейшая реформа и сфера, где Украина не может выполнять взятые на себя обязанности.
Честно говоря, за этот год мы видели очень многое, в частности, законы, которые были проголосованы. Это все происходило немного с задержкой. Но я в Украине уже так долго, что считаю, что за один год мы добились достаточно много. Сейчас Этический совет работает, в его составе есть международные члены, имеющие важное влияние на процесс. Да, это началось где-то на шесть недель позже, чем мы думали, но в долгосрочной перспективе это очень хорошо. Мы сейчас хотим, чтобы они работали, чтобы был четкий регламент, чтобы члены Этического совета имели хорошие аргументы и критерии, когда они проверяют судей, чтобы всем было понятно, почему было бы лучше, чтобы те или иные судьи не работали.
Для меня это очень большой шаг, но это еще не все, потому что судебная реформа – это не только судьи, хотя это и важная часть, но это тоже прокуратура, правоохранительные органы.
Однажды президент Зеленский сказал, что еще три-пять лет понадобится на судебную реформу. Я это от него услышала впервые, он любит очень быстро делать вещи, но понял, что это нельзя сделать за один год, что это целый путь, в том числе принятия законов. Это хорошо, что у него такое видение. Мы будем вместе с украинскими партнерами работать над тем, чтобы судебная реформа все-таки шла в правильном направлении, даже если это будет медленно.
Как Вы относитесь к законопроекту о реформировании Службы безопасности Украины?
Думаю, вы читали сообщение послов стран «Большой семерки» в Украине. Это хорошее начало, мы очень поддерживали Марину Безуглую, много работавшую над законопроектом. Там, возможно, есть еще недостатки и иногда переходный период длится очень долго.
Да, мы тоже хотели бы, чтобы это было быстрее, как и украинские организации, работающие в этой сфере, но это очень хороший первый шаг. Чего мы хотим, так это чтобы между первым и вторым чтениями в законопроект не вносились изменения. С тем, как он сейчас выглядит, можно работать.
Как потом работать с этими недостатками? Украинские правозащитники считают, что в таком виде законопроект нельзя принимать из-за, в частности, значительного расширения полномочий СБУ, что может привести к нарушениям прав человека. Насколько позитив от принятия закона превалирует над недостатками?
Как всегда, в Украине надо очень внимательно наблюдать за работой институций. Это делают ваши правозащитники и мы. Но действительно наши эксперты по Консультативной миссии ЕС в Украине (EUAM) говорят, что это огромный шаг вперед.
Как Вы оцениваете закон о деолигархизации, подписанный недавно президентом? Как Вы относитесь к тому, что Совет национальной безопасности и обороны своим решением будет определять, кого включить в реестр олигархов, а кого из него исключить?
Как и в отношении СБУ, я думаю, что он может быть только первым шагом. Если Украина действительно хочет бороться с олигархами, нужно изменить ряд законов, прежде всего антимонопольные законы. Я знаю, что они уже прорабатываются. Мы будем смотреть на большее, чем закон о деолигархизации, который, по-моему, был скорее публичным шагом для того, чтобы сказать: «Я хочу бороться с олигархами». Конкретными шагами будут являться антимонопольное законодательство, укрепление правоохранительных органов. Речь идет о политической воле, ведь у Украины есть институции, которые могут это осуществить.
Как Вы относитесь к такому органу как СНБО?
В Германии не существует такого органа. Если они что-то делают незаконно, то я уверена, что когда-нибудь это будет в суде, и это будет означать, что Украина потеряла время. Если же СНБО показывает и олигархам, и населению, что есть политическая воля по-настоящему бороться с олигархами, возможно, для переходного периода это тоже неплохо.
По Вашему мнению, окончательное решение должно быть все же за судами?
Бесспорно.
Какие ожидания у Германии по борьбе с коррупцией в Украине? Как прокомментируете ситуацию с задержкой избрания руководителя Специализированной антикоррупционной прокуратуры?
За последние семь лет Украина достигла очень многого в сфере борьбы с коррупцией. Я знала Украину, которая была совсем другой. Я знаю, что поменяется еще поколение до того, как в Украине борьба с коррупцией будет на таком же уровне, как, например, в Германии, Польше, других странах. Мы помогли, чтобы у Украины были специализированные институции. К слову, это тоже отличает Украину от нас, потому что у нас этим занимается прокуратура и суды. Причина заключалась в том, что судьи, которые были в 2014 году, просто надлежаще не работали. Сейчас есть антикоррупционные институции, мы их очень поддерживаем, нам очень досадно, что пока нет специального прокурора. Я надеюсь, что этот процесс отбора все-таки завершится.
Каким Германия видит будущее Крымской платформы, ее дальнейшее развитие, ведет ли Украина с Германией переговоры по этому поводу?
Саммит Крымской платформы в августе был действительно успехом, я там была с нашим представителем. Я была рада за Украину, потому что в Крымской платформе приняли участие и Турция, и очень многие европейские страны, и США. Это был такой символ поддержки Украины даже через семь лет после аннексии.
Как конкретно что-то делать, когда нет никаких возможностей повлиять непосредственно на события в Крыму – это другое дело, но сделать эту тему публичной – это уже первый шаг. Мы сейчас обсуждаем с Украиной, сможем ли возглавить одну из фокусных групп в платформе. Я слышала, что Украина хочет воспользоваться встречей министров иностранных дел ОБСЕ в Швеции, чтобы дальше двигаться по этому вопросу. Мы очень много с украинскими коллегами говорим об этом. Все идет своим путём.
Россия усилила давление на крымских татар, активистов в оккупированном Крыму. Как следует действовать Западу, возможно, ужесточать санкции за это?
Для этого уже есть санкции. Для ЕС это очень сложно, если нет чего-то еще более конкретного, чтобы их усилить. ЕС – это 27 стран. Это хорошо, что у нас уже есть эти санкции, и мы их соблюдаем, обновляем каждые шесть месяцев. Пока что состояние более или менее то же. Крымские татары очень страдают, я это знаю, но там особо нового ничего нет, потому думаю, что мы не усилим санкции сейчас.
Эксклюзивное интервью бывшего узника «Изоляции» Станислава Асеева агентству «Интерфакс-Украина»
Текст: Инна Кардаш
— Накануне вы вернулись из Франции и Германии, где рассказывали о донецкой тюрьме «Изоляция», в которой сами провели более 2-х лет. Расскажите подробнее об этих визитах.
— Мой визит происходил в рамках программы МИД Украины «Изоляция: must speak». Она была основана год назад с целью привлечь внимание к секретной тюрьме «Изоляция» не только в Украине, но и за рубежом. В Украине эта тема поднята на президентский уровень, присутствует в Трехсторонней контактной группе, но на Западе о ней не знает практически никто.
Посольства Украины в Германии и Франции организовали целую программу действий. Я приехал с Игорем Козловским, бывшим узником совести в Донецке и Ириной Рябенькой, режиссером фильма об «Изоляции», который как раз был создан в Германии.
В Берлине и Париже я провел ряд встреч с депутатами парламентов, передал списки палачей из тюремной администрации с их личными данными и фото, акцентировав внимание на том, что «Изоляция» — это гуманитарный вызов в Европе, который существует с 2014 года. Я также рассказывал местным правозащитникам и украинской диаспоре, в том числе в Гамбурге и Ницце, что происходит на оккупированных территориях. В обеих странах прошли презентации немецкой и французской версий моей книги «Светлый путь». К слову, в МИД Франции сейчас впервые услышали об «Изоляции».
Кроме того, не так давно состоялся визит и в США: Вашингтон и Нью-Йорк. Сотрудники госдепартамента и конгрессмены уже были в курсе о задержании в Украине экс-коменданта и главного преступника «Изоляции» «Палыча», накануне я общался с американской прессой.
Сейчас мы продолжаем двигаться в рамках этой программы. В следующем году планируются встречи и презентации в Вене, Брюсселе при штаб-квартире НАТО и еще ряде европейских государств.
— Могу только предположить, какой след могло оставить пребывание в «Изоляции» в вашей жизни. А как реагируют те высокопоставленные представители западных стран, с которыми вы общались?
— Рассказы о пытках током или изнасилованиях не являются для них чем-то новым в истории человечества. То есть они понимают, что это все те же самые проблемы, которые существуют по всему миру в рамках локальных конфликтов — в Ираке, Афганистане, Судане. Открытие для них только в том, что теперь это происходит еще и в Европе, на украинском Донбассе.
Они холодно воспринимают такую информацию, жмут руку и заверяют, что постараются сделать все возможное.
— Какова ваша личная цель таких визитов?
— Цели две: тактическая и стратегическая.
Первая заключается в том, чтобы наложить санкции на преступников «Изоляции», данные о которых мы и предоставляем. Ведь, как оказалось, если тот же «Палыч» (Денис Куликовский, экс-комендант тюрьмы), который после всех своих зверств оказался в Украине, свободно жил в Киеве целых два года, то эти люди могут быть где угодно. Нужно понимать, что руководство «Палыча» — это очень богатые люди. К примеру, «Ленин», он же Василий Евдокимов, начальник центра специальных операций так называемого «Министерства госбезопасности ДНР». Эти люди не собираются всю свою жизнь жить в Донецке. Есть и политический момент: если санкции будут наложены, это автоматически даст сигнал России о том, что в США знают о существовании «Изоляции» и отрицать уже будет сложнее.
Стратегически «Изоляция» должна стать проблемой для России на международном уровне, чтобы они были вынуждены ее закрыть. Конечно, они никогда официально не признают, что имеют к ней отношение, соответственно, публичного закрытия не будет. Но во избежание разглашений, подобных моим, и других пострадавших заключенных, вполне возможно, что это место закроют по-тихому, переведут людей в официальные тюрьмы. Для этого необходимо давление на Россию через Госдепартамент и Конгресс США, парламенты европейских стран.
— Многих месяц назад потрясла новость о том, что «Палыч» жил в Киеве 2 года. Известно и о его подельнике из числа бывших заключенных «Изоляции» Евгение Бражникове, который после обмена удерживаемыми в 2019 году и до недавнего времени также находился и свободно перемещался по Украине, не будучи даже задержанным. Почему, на ваш взгляд, такое возможно?
— Это абсолютно абсурдная ситуация. И она стала возможной из-за особенностей функционирования нашей судебной системы.
В СБУ по Бражникову провели следствие и предъявили подозрение. По его делу проходит 9 потерпевших и около 20 свидетелей. Все они говорят одно и тоже – этот человек издевался над заключенными. Он и сам был заключенным, но де-факто являлся частью тюремной администрации и свободно перемещался по «Изоляции», при этом имея мобильный телефон. Все эти доказательства прикреплены к материалам дела. Однако суд посчитал, что угрозы его давления на свидетелей и потерпевших нет, как нет и угрозы бегства, поэтому не принял в отношении него никаких мер пресечения. Бражникова отпустили, отдали загранпаспорт.
Когда же на него завели уголовное дело, первые полгода он просидел под домашним арестом. К слову, изначально судить Бражникова должны были в Покровске Донецкой области. Но нам, как потерпевшим, удалось перенести суд в Киев, где у него нет никаких связей. Он тут же сбежал за границу. Хотя до этого момента рассказывал, что дело развалится прежде, чем дойдет до суда. А если и дойдет, то развалится прямо в суде.
— Вам известно, в какой стране он находится сейчас?
— Он выехал на Лазурный берег, находится в Марселе во Франции. И теперь просит там политического убежища.
К слову, защиты во Франции он просит, будучи обвиняемым в Украине по двум особо тяжким статьям — это жестокое обращение с гражданскими и военными, а также участие в незаконных формированиях.
— Есть ли, в принципе, какое-либо решение суда в отношении него?
— Нет. Суд над ним еще даже не начинался. Дело в том, что, будучи еще в Украине, ни он сам, ни его адвокат не являлись на суд. Адвокат постоянно сообщал, что болеет либо же у него другое параллельное заседание.
Крайний раз судья сделал отвод адвокату и обратился в коллегию адвокатов, чтобы ему сделали выговор. На следующем заседании должен быть другой представитель защиты. Я надеюсь, что удастся провести предварительное заседание, после чего может быть инициирована процедура подачи Бражникова в розыск.
— Когда по плану должно состояться следующее судебное заседание?
— Оно состоится 23 декабря.
— К слову, когда вы были во Франции – вы сообщали об этом?
— Безусловно, я поднял этот вопрос в Париже. На данный момент не могу сообщать о деталях, поскольку это тонкая дипломатическая работа и говорить преждевременно. Я надеюсь, что наш МИД также поможет решить этот вопрос: чтобы Бражникову не дали политического убежища во Франции, объявили в розыск по линии Интерпол и привезли в Украину под конвоем.
— Возвращаясь к «Изоляции» – вы говорите, что Бражников изначально был заключенным и, в то же время, участвовал в избиениях людей. Как это произошло?
— Очень просто. Половина заключенных «Изоляции» – это местные боевики. В буквальном смысле: полковники, майоры, капитаны. Сам Бражников еще со Стрелковым в 2014 году начинал «Русскую весну». У него есть медаль за оборону Славянска. Когда Стрелков сбежал из Славянска в Донецк, все оружие, которое он вывез, разместил на заводе в Донецке, где работал Бражников. После Стрелков сбежал в Россию, а Бражникова спустя некоторое время из-за этого оружия арестовали свои же, бросили на подвал.
Когда Бражников понял, что такое «Изоляция», быстро сориентировался и начал сотрудничать с администрацией, чтобы его не трогали. Вместе с «Палычем» стал «вытягивать» показания и избивать людей, при этом получив 8 лет лишения свободы за незаконное хранение оружия.
Единственный вариант, который ему оставался – попасть по обмену в Украину. И он попал в эти списки. В каком-то смысле его можно понять, потому что сейчас он в Марселе, а в «ДНР» он сидел бы на нарах еще много лет.
— В СМИ можно найти фамилию еще одного фигуранта «Изоляции», который был связан с Бражниковым – это Алексей Кусков. Украина забрала его в рамках обмена из Донецка еще в 2017 году. Известно ли вам что-то о нем?
— Мне бы хотелось узнать… Учитывая, что я писал на него заявление в СБУ. Дело в том, что этот человек вместе с Бражниковым и «Палычем» принимал участие в попытке группового изнасилования. Ночью 2017 года они зашли в нашу камеру. Избили заключенного – Женю Ставцева, который сейчас удерживается в Макеевской колонии. Кусков Бражников держали его за плечи, подошел «Палыч» и расстегнул ширинку. И хотя самого факта изнасилования в тот момент не произошло, тем не менее, это попытка.
Мое заявление из СБУ попало в полицию, те спустили на какой-то район в Донецкой области, на этом дело заглохло. Я не знаю, где он и в Украине ли он вообще. Может быть, и он тоже сбежал. К сожалению, так работает наша правоохранительная система.
— Что касается самого «Палыча» — чуть выше уже упоминалось о том, что он пробыл в Киеве 2года, но был задержан только в начале этого ноября. Как можно понять, именно вы стали ключевой фигурой, которая этому поспособствовала. Почему так получилось?
— В феврале 2018 года «Палыча» убрали из «Изоляции». Поводом послужило то, что он в очередной раз «переломал» всю тюрьму, включая женские камеры и избил одного из заключенных до такой степени, что у того не открывались глаза. На следующий день, все еще находясь в состоянии алкогольного опьянения, он выгнал людей на улицу и начал избивать. Собственные подчиненные вызвали начальника «Палыча» — «Ленина» из МГБ. Тот бросил «Палыча» на подвал. После он исчез.
Его стали привозить к нам вновь летом 2018 года для пыток в подвале, где он «отрабатывал» кого-то из заключенных и снова куда-то увозили. В конечном итоге, «Палыч» сбежал из Донецка в Россию. Думаю, он понимал, что рано или поздно его свои же и убьют, поскольку он владел огромным количеством информации, да и по горло был в крови. Но и в России его пребывание — вопрос времени, пока не найдет ФСБ.
Когда дело по фигурантам «Изоляции» передали в Красноармейский районнуй суд Донецкой области, я увидел, что «Палыча» в этом деле нет. Я позвонил в полицию, где мне сообщили, что он пересек российско-украинскую границу 23 апреля 2019 года и что судить его заочно не могут, поскольку он в Украине.
Я позвонил Христо Грозеву, расследователю Bellingcat, и сообщил данную информацию. Спустя сутки он ее подтвердил через бывших офицеров СБУ, которые тогда «вели» Палыча. Я не могу разглашать детали, но, как понимаю, именно они и поспособствовали его выезду из России. Не знаю, что в СБУ могли ему пообещать, но, как минимум, жизнь. Около полугода они использовали «Палыча» в своих целях. После что-то произошло, что нам пока не до конца ясно и то, по какой-то причине его отпустили.
Спустя время, после встреч с бывшими СБУшниками, мы нашли того, кто знал, где на тот момент находился «Палыч». Мы обратились в полицию и попросили его задержать. Мы сказали, что не сегодня-завтра получим его адрес, и обратились за обеспечением оперативного сопровождения. В полиции пообещали исполнить, но передали всю информацию СБУ. Они не смогли найти «Палыча», но вышли на нашего информатора. «Прижали» его. Так «Палыч» вновь попал в СБУ, его задержали.
— Складывается ощущение с ваших слов, что «Палыч» полгода «поработал» на СБУ, рассказал нужную им информацию, а после его просто оставили в покое
— Но… вы понимаете, с учетом того, кто этот человек, как он с 2014 по 2019 год круглосуточно, без преувеличения, пытал, убивал и насиловал людей, чтобы он ни рассказал СБУ, не может быть никакой сделки, которая закончится его свободой. Возможна еще какая-то поблажка на суде, например, минус год-два по итогу приговора, но нельзя же его просто отпускать, чтобы он спокойно жил в Киеве. Это невозможно.
— Если ли у вас какая-нибудь информация, где сейчас «Палыч» и что с ним происходит?
— Сейчас с ним активно работает СБУ. Он под арестом и дает показания. Я знаю, что его допрашивают по несколько часов в день. Он располагает таким количеством информации, что его месяцами можно допрашивать, но где конкретно его удерживают, я не знаю.
— Вы как бывший узник «Изоляции«, возможно, слышали о якобы имевшей место попытке украинской стороны освободить заключенных, взяв тюрьму штурмом?
— Я не просто слышал. Мне пришлось объяснять эту ситуацию в Париже, потому что даже там задают эти вопросы.
Люди, которые рассказывают якобы о штурме, который они хотели предпринять в 2019 году, не понимают, что такое «Изоляция». И в этом их большая проблема. Штурм не возможен ни с точки зрения человека, который там сидел, ни технически. Вокруг минные поля, необходимо завести группу спецназа на оккупированную территорию, вероятнее всего, через Россию. Необходимо оружие, и оно должно быть уже подготовлено в тайниках в Донецке. Это значит, что должен быть свой человек. После захода группа должна разместиться в городе, потому что штурмовать «Изоляцию» сразу с автобуса невозможно. Дальше, необходимо, как минимум, несколько дней вести наблюдение за тюрьмой, потому что время от времени там проводятся тренировки спецназа МГБ. Сегодня там может быть 5 человек, завтра 25 и все вооружены.
Как бы парадоксально это ни звучало, но «Изоляция» — самое незащищенное место несвободы в Донецке. Это огромная территория бывшего завода. Часть ее просто выходит на частный сектор, там нет даже забора и стоят только сигнальные растяжки. Более того, сотрудникам тюрьмы даже в голову не может прийти, что кто-то вообще может добровольно зайти на территорию. Остальная часть обнесена забором и есть 2 блокпоста. То есть — теоретически осуществить штурм ночью, когда остается только дежурная смена, возможно.
Но люди, которые рассказывают эти сомнительные истории о штурме, не понимают, кто сидит в «Изоляции». Например, вы открываете 8-ую камеру, там сидит 20 человек, все в гражданской одежде. За 28 месяцев моего пребывания в тюрьме не было ни дня, чтобы я не сидел с кем-то из боевиков. Рядом может сидеть полковник 3-ей бригады, майор 1-ой бригады, пару бывших МГБшников, несколько перевозчиков, которые находятся там неделю и не понимают, что происходит, думая, что завтра их жена оттуда вытащит. В остальном есть 2-3 человека с проукраинскими взглядами, такое же количество тех, кто действительно имеет отношение к украинским спецслужбам и еще кто угодно, даже бизнесмены там могут сидеть, из которых делают «шпионов». Представьте ситуацию: открывается дверь, перебита вся охрана, заходят люди в балаклавах и говорит – пошли… Как вы будете разделять этих людей, кто боевик, а кто просто перевозчик? Плюс есть подвал, где вообще не понятно количество заключенных. Опять же, когда инициаторы штурма говорят, что собирались освободить 51 заложника, это что – автобусный тур? Ну… тогда нужно 2 автобуса. Как вы собираетесь их вывозить, и кто из них согласится с вами пойти, включая три женские камеры.
Более того, господин с позывным «Лермонтов» (настоящая фамилия – Михаил Николов), который якобы должен был участвовать в этой спецоперации, как-то в интервью сказал, что после штурма группа собиралась еще и взорвать в «Изоляции» все склады с боеприпасами. Учитывая, какое количество боекомплектов там находится, снесло бы часть района. И дело даже не в этом, потому что ведь смысл таких операций как раз в тишине. Через 10 минут после взрыва весь Донецк будет оцеплен, будут перекрыты выезды из города.
То есть все это — сценарий низкопробного боевика. И цель этих людей состоит не более, чем в попытке «шатнуть» Офис президента на фоне всех историй с «вагнеровцами», «Палычем» и т.д. Они играют на эмоциях, чтобы сказать, что у президента очередная «зрада», мол «они готовили, а Зеленский все отменил». Безусловно, сегодня есть вещи, за которые можно критиковать власть, но не нужно превращать судьбы людей в рекламную историю.
«Изоляция» – это судьбы. Там действительно жестоко пытают и насилуют. Но именно это и не дает права рассказывать абсолютную чушь людям, которые просто не осведомлены о деталях этого места.
— Вы, как бывший узник «Изоляции» вернулись в Украину по обмену в 2019 году. Собственно, вопрос обмена и освобождения людей с оккупированных территорий уже долгое время является одним из главных в Трехсторонней контактной группе. На ваш взгляд, возможен ли механизм, который препятствовал бы боевикам попадать в Украину в рамках обмена?
— Последний обмен состоялся в апреле 2020 года. Украина тогда забрала 20 человек. Трое из них уже под судом. Боевики отдают непонятно кого — таких, как Бражников. Но мы не можем их не забирать. Когда СБУ им говорит – это же ваши боевики и мы не желаем их забирать, они отвечают: тогда вы не получите Асеева, Иванова, Петрова и других, кого запрашиваете. Или вообще ничего не будет. И мы не можем избавиться от этой практики.
Более того, со мной сами связывались бывшие боевики, отсидевшие в «Изоляции». Они спрашивали, каким образом можно попасть в обменный фонд. Уверяли, что не причастны к насилию, а, например, просто открывали-закрывали шлагбаумы, но свои же им дали по 15 лет. При этом они сразу вспоминают, что являются гражданами Украины. Я спрашиваю: вы ничего не перепутали?
То есть, нет никакой гарантии, что при следующем обмене нам вновь не отдадут таких военных преступников. Это ударит еще и по имиджу нашей страны, потому что мы их забираем, а после они выезжают во Францию и просят там убежища. Может начаться международный скандал – а как так получается, что эти преступники из Донецка попадают в Марсель?
— На ваш взгляд, сколько в ОРДЛО может в действительности еще удерживаться людей с проукраинскими взглядами, которых обвиняют, например, в шпионаже и т.д.?
— По официальным данным в так называемых «республиках» удерживают 301 человека. Из них четыре десятка – военные, остальные – гражданские. Но я уверен, что эта цифра намного больше, потому что до сих пор есть такие места, как «Изоляция», бывшие помещения СБУ, подвалы и их много.
— Много?
— Да, и они функционируют. В подвале МГБ на Шевченко, 26, где я провел первые полтора месяца, содержатся люди, и в Ленинском районе возле телецентра. Только по Донецку масса этих неофициальных мест, а еще Макеевка, Харцызск, Луганск… Но очень сложно сказать, какое количество людей там может находиться.
На практике люди, которые получают политические статьи – это шпионаж, экстремизм, терроризм очень часто не имеют вообще никаких взглядов. Я сидел с людьми, у которых забрали бизнес в центре Донецка. А как это можно сделать? Только дав статью «шпионаж» и, как они это называют, «национализировать» имущество. Или те же перевозчики, которых делали «террористами», подбрасывая им тротил в машину, пока они переезжали через блокпосты, после обвиняя их в связях с СБУ. Поэтому именно проукраински настроенных, которые попадали бы за посты в соцсетях на самом деле не так уж и много.