Читать рассказы про афганскую войну бесплатно

Александру Григорьевичу Коломийцу.

Извини, брат. Твой запрет на публикацию этой главы сознательно нарушу. Через несколько дней — очередная годовщина вывода войск из Афганистана. Дата радостно-печальная, вспомни, как проходили предыдущие. Знаю, эта глава готовилась тобой именно к данной дате, и она повествует еще об одной странице афганской войны, о бойцах и офицерах, честно выполнивших свой воинский долг. Именно поэтому исполнять твое пожелание — остановиться только на личном прочтении, я не стану. Нет принципов, которые перевесили бы Память о них, во всяком случае, для меня, надеюсь и для тебя тоже.

Афганистан. Война без фронта.
Глава 5

Никогда не делай того,
что хочет от тебя противник.

Конфуций

***
Памяти погибших посвящается.
***
Все составляющие системы обеспечения государственной безопасности страны в условиях войны работали по четким правилам и устоявшимся традициям. Полученные по различным каналам данные о подготовке преступных акций системой суммировались, обрабатывались и передавались по территориальному признаку.
Вот и сейчас на утреннем совещании разведотдела оперативной группировки пограничных войск в Афганистане полковник Пилюгин ставил жесткие вопросы.
— Товарищи офицеры! Мы уже третий раз получаем данные о прохождении через государственную границу в нашей зоне ответственности крупной партии наркотиков. И ничего не можем сделать. Через некоторое время мы эти данные получим в четвертый раз и даже в пятый.
— Подполковник Востриков! — обратился он к начальнику направления разведки, — я не хочу слушать Ваши оправдания по поводу трудностей вербовки агентуры среди местного населения. Наличие определенных материальных стимулов позволяет иметь Вам, практически, любой источник информации. Это или нежелание или недостаток профессионализма. Дожили! Главный «душман» у нас под боком, а мы получаем информацию о его планах из Пакистана. Полюбуйтесь!
Полковник протягивает ему меморандум дешифрованного документа, на котором в косую уже была наложенная резолюция генерала. — «Полковнику Пилюгину. К исполнению, план мероприятий доложить к 8 мая. Контроль».

Секретно. Лично.
Начальнику объединенной группировки
погранвойск КГБ СССР
генерал- майору Коробейникову В.И.

***
Машина войны набирала обороты. От принятия решения на боевую операцию до его логического завершения по оперативному плану совершали работу больше полтысячи человек. Единый замысел реализовывался в заправленных керосином вертолетных баках, выданных продуктах питания и боепитания, отмеченных ориентирах на картах, согласованиях времени «Ч», доведении боевого приказа до каждого бойца и … во всех приготовлениях, присущих военным действиям.
Начальник штаба десантно-штурмовой группы с утра не пребывал в хорошем настроении. Распределение молодняка вместо убывших опытных «дедов» шло не совсем гладко. По справедливости на все три заставы распределить вновь прибывшее пополнение никак не получилось. А всё потому, что и «дедов» со второй ушло больше и придется ее усиливать «каскадерами», да и он ее собирался взять под опеку.
С утра сцепился с начальником отдела планирования операций, который его несогласие c отдельными положениями плана боевой операции уже начал расценивать как трусость. Какая трусость? Бросить людей на стопроцентную засаду? Ну и что, что Москва требует? Да, у Харзайбаши там все годами схвачено. Как только первые вертушки появятся в ущелье, он тут же будет знать, где и сколько. Надо десантироваться километрах в пяти от пещер и идти на мягких лапках… и то риск. Если у них связь налажена, то они в засаде будут сидеть и ждать нас. А эти пещеры просто так, наскоком, не возьмешь. Там ходов-сообщений! Только духам известно сколько. Это их база! Они ее укрепили и пристреляли каждый камешек. Надо выманить его из логова. Что значит — нет времени? Что значит — Москва торопит?

***
Харзайбаши пришел в кишлак ночью по горной тропе, которая была ему знакома с детства. До этого, после долгой дороги из Пакистана, чтобы не попадаться на глаза шурави, он день отсиживался в пещерах в соседнем ущелье.
Удобно устроившись на подушках после выпитого зеленого китайского чая c жасмином, который в кишлаке пил только он, с наслаждением слушал, какой хороший голос поет эту песню новой власти «Афганистан — родина джирг»*. Волна мощного японского радиоприемника то уходила с диапазона настройки с затиханием, то набегала с хорошим качеством. — «Ос хилят палват лари да зма джиргу ватан, да змарэгу ватан»…
Новости в горы провинции Бадахшан докатывались с большим опозданием. Шесть лет назад в Кабуле появилась новая власть. Она ему не принесла ничего хорошего. Его промысел по доставке опия из долины стал гораздо труднее. Пришли «шурави», которых он люто ненавидит. Конечно, они не могут стоять на всех тропах и контролировать все ущелья. А истинных троп, известных ему еще от деда в этих горах они не знают. Это он у себя дома, а они в гостях, и никто их сюда не звал. Уже как пять лет стало трудно переходить речку и оставлять весь опий на той стороне. Много его людей погибло, и много товара он потерял из-за этих неверных.
Все было бы терпимо, если бы он с долины переправлял только свой товар. Но в последний раз его в Пешеваре свели с человеком, который дает для продажи свой опий. Харзайбаши интересовался у покровителя, брата своей первой жены, кто этот могущественный человек и можно ли ему доверять.
— О-о-о! Это большой человек, — брат жены делал испуганные глаза, — он готовит всех моджахедов в священной борьбе против неверных.
Харзайбаши уже понял, что большой человек, скорее всего американец, и священная война для него хорошая денежная речка, если он еще хочет продавать опий. Какие деньги тут крутятся, он знал даже из своей посреднической роли.
Разговор с ним получился весьма неприятным. Американец показал очень хорошую осведомленность в его делах, даже назвал пару тайников, которые он использовал полгода назад для временного хранения товара. Разрушенная старая крепость имеет много мест, где можно оборудовать хороший, надежный тайник, а в старых пещерах есть такие ходы, в которых можно и потеряться.
Как не крути, а догадки и вычисления указывали Харзайбаши, что такой информацией американца снабдил брат жены. Ну и семейка. Тогда он еще сомневался — покупать ему первую жену или нет. Но двадцать лет назад ему нужна была ханум! Да и молодой был. Большой калым он тогда за нее дал. А они еще возмущались, что мало. Ее брат за деньги все продаст. И здесь угождает, шакал, деньги зарабатывает.
Американец был интеллигентен и своими манерами невольно подчеркивал происхождение Харзайбаши из простолюдинов. Толстая сигара кривила ему рот, который и так нечисто выговаривал его родные слова. Но все же он смог разобрать, что американец рад тому, что он имеет такой «бизнес», и что было бы хорошо, если бы они соединили свои усилия.
Харзайбаши не подумав, сразу дал согласие, наклонив в ответ голову. Но потом, посчитав свою долю, понял, как его провел американец. В случае потерь его товара он должен будет отдавать его стоимость. Да еще и по цене в два раза больше, чем он берет товар в долине. А качество почти одинаковое только маркировка разная. Специалисты говорили, что это маркировка с Южной Америки.
Он уже готов был отказаться, но американец перешел на более жесткие интонации и стал пояснять, что это одна из форм борьбы с неверными в их священной войне. После упоминания Аллаха Всемогущего, американец стал упирать на то, что сейчас он очень много знает и отказываться ему даже опасно. Что бы сгладить внутренний протест начал обещать, что продаст ему оружие по весьма недорогой цене, и будет продавать каждый раз, как только Харзайбаши будет брать его опий для продажи за речку.
Воздевши руки, Харзайбаши начал благодарить Аллаха за то, что тот вразумил его согласиться на такую хорошую сделку. Правда, и оружие ему будет нужно только для своих людей… и совсем немного. Да и не может же этот безбожник таскать сюда постоянно партии опия, если дешевого наркотика в его стране и так хватает. А свои обязательства он все равно будет исполнять, только если ему будет это выгодно.
Его размышления были прерваны вошедшей третьей женой Анабасир, которая родила ему двух сыновей и одну дочку и за это имела право входить в покои своего мужа. Она склонилась в поклоне,
— Мой господин! Два неверных рвут яблоки в твоем саду.
— Как рвут? Шакалы! Позови быстро Абдолло. Мало того, что эти гяуры пришли на мою землю, они еще и залезли в мой сад, как воры.
Ненависть переполняла все его существо, ради мести он готов был на любой безрассудный шаг. Он хорошо представлял, что все его безрассудство обернется жестокими карательными мерами со стороны шурави, но и позволить им бесчинствовать у себя в доме он не мог, иначе позора не оберешься. В своих горах он единственный, который может содержать вооруженных нукеров. Он — самый богатый здесь человек, хочет — купит любого… и убьет любого. Так всегда здесь было. Так и будет!
Анабасир неслышно исчезла в проеме прохода, и через некоторое время перед ним предстал его младший брат Абдолло.
— Салям алейкум, Харзай! Четаурасти, хубасти? Джан джур аст? Хана хейрат? Ханэвада хубаст?
Харзайбаши резко махнул рукой, прерывая обычное словоизвержение дежурного интереса о здоровье его, детей, жен, которое могло продолжаться бесконечно.
— Абдолло! Эти харкосы-шурави (дари, руг.) воруют яблоки в саду у твоего брата. Быстро бери машиндор (автомат), пойдем исполним волю Аллаха!
На садовой терраске, куда земля для деревьев была поднята от ручья, два солдата — шурави набивали плодами карманы своей военной формы. Автоматы лежали на зеленной траве и в таком положении были для них не более чем палками… и то не в руках. «Шурави» не знали, что Харзайбаши уже дома и появление его с братом произвело впечатление, которое длилось совсем не долго. Ровно секунду. До произведенной Абдоллой очереди из «калаша» китайского производства. Оба солдатика неестественными мешками упали на зеленную травку, которая под ними быстро окрасилась в темно красный цвет крови. Выстрелы звонким эхом толкались по ущелью, возвещая мир об устремленных в небеса двух душах, так нелепо ушедших из своих вместилищ в этих далеких горах.
Стоя над распростертыми юными и бездыханными телами Харзайбаши не испытывал жалости. Напротив, сладостное чувство отмщения и удовлетворения овладело его существом.
— Это не я пришел на вашу землю и не я ворую у вас яблоки, которые должны есть мои дети.
В эту минуту размышлений к нему не приходили мысли, что своим доходным промыслом по продаже опия он убивает не одного юношу по ту сторону речки.
Харзайбаши в эту минуту чувствовал за собой правоту.
— Абдолло! Уходим по верхней тропе, там нет постов. Шурави не знают про этот путь. Бери автоматы. Через час они будут искать своих солдат.

***
Десантно-штурмовая группа, по настоянию начальника штаба, была высажена в пяти километрах от пещер, в другом ущелье и двигалась в пешем порядке. Бойцы второй заставы шли впереди, прислушиваясь к любому звуку и присматриваясь к изменению обстановки. Выполнить неписанное правило войны — при передвижении имей впереди разведку и займи господствующие высотки — просто не давала гористая местность. Перепад возможных путей движения составлял более семисот метров, а по откосам ущелий двигаться вообще было невозможно.
Через два часа хода цепочка десантников змеей начала втягиваться в ущелье. Чтобы не подставлять личный состав под огонь, начальник штаба возглавил первую тройку и шел впереди с двумя бойцами и радистом. Подстраховывая их, в двадцати шагах сзади — сотрудник спецназа «каскадеров» майор Бажуков. В ущелье стояла тишина, лишь только изредка нарушаемая падающим камнем. Голые скалы и осыпи… и только внизу возле воды была чахлая растительность и местами, на песчаных намывах, зеленая трава. Даже птиц не было. Сергей невольно вспомнил, как полгода назад в операции в песках он из снайперской винтовки убил, просто так, огромного степного орла. Народу понравилось фотографироваться с растянутыми метровыми крыльями, а у него тогда мелькнула мысль о недобром знаке. Не надо было тогда убивать божью тварь.
От напряженного осматривания откосов ущелья уже резало глаза. Подумалось, что, может быть, пронесло. И все же ожидаемое случилось. Выстрелы прозвучали как-то внезапно и в самом неподходящем для укрытия месте — почти открытой площадке.
Сергей неестественно переломился и осел своим грузным телом, вяло завалившись на правый бок. Он почувствовал острую боль в спине, а онемевшие ноги враз отказались повиноваться. Просто он их не чувствовал. Зато ощутил, как горячая кровь уже заливала поясницу. Серьезность своего ранения он понял сразу по предательской слабости в теле и исчезающим очертаниям камней.
— Миномет «лупит» с закрытой позиции. Пристрелялись заранее, сволочи, и ждали. Если не заткнуть ему пасть — намолотит он бойцов, подумал майор и увидел, что из-за небольшого камня, укрывшийся от огня сержант Колбасин, отстреливается короткими очередями.
— Володя! — позвал его майор.
Тот обернулся на зов.
— Скорее всего, вон за тем дувалом, закрытая минометная позиция. Они работают по пристрелянным ориентирам. Обойди их по этой стороне ручья, потом спустишься по течению и вверх по тропе и закидай гранатами. Сколько их у тебя?
— Две, товарищ майор!
Возьми мои две. Да не светись. Я тебе их брошу. Возьми с собой ефрейтора Вилкова, пусть тебя прикроет.
Майор, одну за одной, бросил ему гранаты, которые подкатились почти к самому камню.
И ефрейтору,
— Вилков! Сколько у тебя магазинов? Шесть? Возьми с «эрдешки» всю россыпь патронов, всё брось, иди с сержантом.
И силой воли удерживая сознание, не прокричал, а больше простонал,
— Где связист? Передай на базу. Попал в засаду в ущелье западнее кишлака. Плотный ружейно-минометный огонь. Есть «трехсотые». Жду горбатые для подавления огневых точек. Себя обозначу желтым дымом.

***
Сержант уже начал накаляться от нерасторопности молодого солдата.
— Блин! Соображай быстрее. Вываливай весь «бутор»… Все пачки по карманам! Там снарядишь магазины.
Прижимаясь к камням, начали уползать в сторону от огня. По глухому звуку миномета Колбасин определил направление и отметил, что духи выбрали хорошую позицию, совсем недалеко от пещеры и в случае опасности они просто уйдут по ходам сообщения.
Пуля попала в каблук кроссовки и разворотила подошву. Сержант приник к камням и на мгновение замер, но боли в ноге не почувствовал.
— Ну, каблук это не нога, — проговорил он — Значит не судьба.
Сердце тугими толчками гнало кровь по телу. Адреналин удвоил силы, мысль работала только в одном направлении — как незаметно добраться до этого миномета. Он своим огнем держит всю заставу, а командир уже ранен.
Для бойцов война не оставила никакой свободы. Этот бой четко определил их действия — только ползти вьюном в сторону духовской позиции. В другой — мирной ситуации, наверное, выбрали бы из множества вариантов один, наиболее выигрышный. Здесь был только один путь — уничтожить этот чертов миномет. В эту минуту у них даже мысли не было о том, что страшно, что можно уступить или испугаться.
Гораздо позже сержант, детально вспоминая подробности того боя, пришел к выводу — если бы струсил — то умер бы, скорее, страшной смертью труса и предателя. Война не давала выбора. Она могла убить тело, но могла убить и душу. Вторая смерть была даже страшнее — если остался жив, как жить с этим. Пятно позора ложится и на его потомство.
Извиваясь вьюном, ползком от камня к камню, пока чувствовали свист пуль и их адское фырчание от рикошета, глубоко вдыхая воздух, все же высота больше трех тысяч метров, поднялись по ручью метров на двести.
— Виля! Дувал видишь? Держи его в прицеле! Если духи покажутся — стреляй! Я по той тропе сверху. Они не ждут, что я с тыла зайду. Да! Ты позицию чаще меняй. Смотри, в меня очередь не засади. Ну, будь!
После короткого крюка вверх по ручью он начал подниматься по тропе к пещере. За последним уступом он почувствовал приближенный звук часто бухающего миномета и подумал, что правильно определил направление. Выглянул из-за уступа и перед входом в пещеру почти на ровной площадке увидел просторный окопчик вырытый, скорее, выдолбленный в камне. И возле миномета — споро суетящихся пяток «духов».
— Да вас только гранатами и можно выкурить, — зло подумал он.
— Маловато нас с тобой Володя, если из пещеры «влупят» очередь мало мне не будет. Так разговаривая сам с собой, он выложил перед собой две гранаты, разогнул усики чеки и почти одновременно распределил их двумя бросками — одну в пещеру — вторую в минометный окопчик.
Два разрыва как-то слабо всколыхнули разряженный воздух и не особо надавили на барабанные перепонки.
Взрывом первой гранаты три духа сразу завалились, а двое еще показывали признаки жизни. Володя заскочил в окоп и ножом перерезал горло одному. Потом он никак не мог вспомнить, зачем он ее отрезал. Другой — косматым черным пятном медленно приподнялся на ноги и бросился навстречу. Сержант сразу даже не понял, что это было. Замах… или простой качек непослушного не координированного тела, но все же мгновенно перехватил нож клинком на большой палец и резким движением вогнал его снизу в левое подреберье. Душман захрипел и осел на коленки. Следующим ударом, для верности, он полоснул ножом по горлу, залив себе духовской кровью разгрузку и все автоматные магазины. Сладковатый запах тошнотворно смешался с пороховой гарью, немытым, вонючим запахом тела духа и химией взорванного тротила.
Потом он с удивлением отмечал, какие точные у него были движения, без суеты и разброса, словно он всю жизнь занимался только этим.
Ход сообщения в пещере очищался от пыли и дыма. Взрывы гранат наверняка слышали и другие «духи» и скоро сюда придет их подмога.
— Что бы не стрелял больше, — подумал сержант в эту минуту, расценивая железное творение как основного виновника ранения командира и опустил гранату в ствол миномета и тут же рывком выбросил тело из окопа. Миномет от взрыва гранаты раздуло возле основания пятки, и из него уже стрелять было нельзя. Сержант почти бегом стал уходить от этой пещеры, опасаясь, что дым от взрыва гранат будет служить целеуказателем для «горбатых». А пара уже заходит на боевой курс и сейчас будет залп «нурсов».
Пещеры заволокло дымом.
— Эх, поздновато они, — подумал сержант.
За парой «горбатых» кружился Ми-8, выискивая площадку для посадки и эвакуации раненных. С противоположной стороны ущелья еще работал пулемет духов, раскладывая выстрелы в такие частые одиночные что казалось складывал их в прореженную очередь. Это была его последняя работа. Но и один из вертолетов пошел вниз по ущелью, испуская черную струю дыма и пытаясь дотянуть до речки на одном двигателе.

***
Бажуков уже понимал, что в ущелье они влипли. После первых очередей «дегтяря» духов и частых винтовочных выстрелов, бойцы упали и сразу стали приспосабливаться к местности и искать хоть какие-то укрытия. Пули «свикали» над головой и, казалось, были каким-то смертельным роем. Застава десантно-штурмовой группы в первые секунды кинжального огня была деморализована. И только спустя мгновение раздалась ответная, беспорядочная стрельба. Более опытные отстреливались короткими, на два выстрела, очередями. Не обкатанные бойцы «садили» по четыре, а то и по пять патронов. Слышались стоны и мат-перемат. Уже кто-то звал санинструктора. Плотность огня со стороны духов по идущим в рост бойцам спецназа сначала была высокой, но вскоре немного уменьшилась и скоро перешла на избирательные одиночные выстрелы и очереди.
Он так же упал на каменистую землю, причем сразу заметил углубление в скале похожее на окоп и подумал, что в него он не будет прыгать только по одной причине. Он хорошо помнил спецназовскую заповедь — чужой окоп не занимать, он может быть минирован.
Война приучила к мысли о том, что в любой момент может расстаться с жизнью и свое тело часто рассматривал как вместилище для сознания. Иногда ловил себя на том, что стал иначе смотреть на горы, на солнце, на эту выжженную землю. Нет. Все было так же, как и два года назад, но воспринимал он все острее и ярче. Ощущение войны впиталось в сознание и стало привычной работой. Давно уже не возникало чувство ярости и мести от вида изувеченного и холодного трупа, вчера только живого человека, своего сослуживца. Война притупила острые чувства своей обыденностью.
Вся жизнь «до» и «во время» выполнения оперативно-боевой задачи превратилось в профессиональную работу и борьбу за выживание. Винтики войны, к которым относил и себя, всегда должны быть в боевой готовности, поэтому ко всякой мелочи он относился с расчетливым вниманием. Тело должно быть сильным и выносливым, ум расчетливым и холодным. Местное население рассматривалось как оперативная среда и условия проведения операции. И этот гнусный закон войны — если не ты убьешь, то убьют тебя.
Каждый выезд в командировку давал ему что-то новое. Приходилось учиться и постигать премудрости выживания и в пустыне и в горах. Нельзя было сказать, что это очень пригодилось бы для его основной работы. Но все же! Только практика стрельбы в горах чего стоила со своими особенностями. А за пять минут приготовить блины в песках просто на голом месте — это было солдатским искусством.
Перед каждым выездом сотрудники спецназа передавали друг другу основные правила, писанные и неписанные, но, в итоге, выстраданные и политые кровью,
— Не ложись под передний козырек БТР или БМП — рикошет пули — твой. Не подбирай лежащие предметы. Оставленный или «потерянный» пистолет, «забытая» игрушка на дороге всегда будут заминированы. А это рассчитано как раз на зазевавшегося или забывшего эти правила солдата. Да и труп оставленный на ночь тоже может быть минирован.
Бажуков начал осматривать свой сектор. Впереди за крутым возвышением, метрах в двухстах, была видна кромка, которая на фоне светлого неба обозначилась четким очертанием бесформенных камней. Со своего места он не мог четко различать расположенного там противника. И все же в сторону кромки дал четыре коротких очереди и даже не заметил, куда легли пули.
Эти бесформенные камни на откосах ущелья сильно осложнили их положение. Они хорошо укрывали духов. Лучшей позиции для них придумать было просто невозможно, а худшей для себя — просто представить. Они все в укрытии на верху, мы все, почти на ровном месте, внизу. Назад бежать — нет резона, больше сотни метров, справа и слева голые места. Весь как на ладошке! Не дай бог, под снайпера попасть!
Не успел он подумать об этом, как справа в десятке сантиметров от локтя фонтанчиком взлетела пыль. Через мгновение другая пуля, как ударом палкой по каске, известила о том, что, скорее всего, следующая будет ему в голову.
— Все! Под снайпером — подумал Бажуков, — что же ты, сука, меня гонишь? Пристрелил бы. А-а, поиздеваться хочешь? В окопчик повелеваешь переселитьcя? Думаешь, визжать буду? Не доставлю я тебе такого удовольствия. Знать-бы откуда ты стреляешь.
Снайпер его выбрал, скорее всего, по автомату — у него кроме подствольного гранатомета, еще стоял прицел от снайперской охотничьей винтовки «Барс». И в совокупности это нагромождение на стандартном автомате Калашникова давало впечатляющий вид почти нового фантастического оружия.
Страха не было. Он сковал бы все мышцы и волю. Страх пришел потом, гораздо позже, смешанный с пустотой и ожесточенностью на неподвижность и беспомощность.
Эту игру со смертью он давно понял. С ним играются и вынуждают. Он противился играть по правилам духа. Зачем ему прятать голову, если снайпер мог его пристрелить сразу. И не надо суеты. Он должен делать движения как профи — с достоинством.
Он рывком перекатился вправо, дал короткую очередь и тут же, не мешкая, сделал два переката влево. Магазины в разгрузке вдавились в ребра, а гранаты в боковых кармашках булыжниками напомнили об оружии пролетариата.
Не затрудняя себя в выборе в сложившейся ситуации, — А куда деваться? — он грудью упал на край окопчика и начал медленно, по осыпавшимся боковым стенкам опускать ноги. Он хорошо помнил возникшую спасительную мыслишку,
— Все пронесло. Окопчик не минирован, — которая поставила рубеж его жизни — до взрыва и после. Могучая сила выбросила его тело на три метра, безжалостно вращая, словно невесомую щепку.
Боль острыми когтями вцепилась сразу в обе ноги и сжала сердце. Сознание отделилось и начало парить над собственным телом. Он хорошо видел самого себя со стороны и сверху, изувеченного, и неподвижного. С каким-то равнодушием взирал он на отсутствие ног, беспомощное тело и распростертые руки. И дальше… — темнота…
За все годы он так и не мог вспомнить — это было видение именно в тот момент или сознание домыслило гораздо позже. Но эти картинки отчетливо вспоминал, когда ему делали операцию, и сердце остановилось во второй раз. Сознание повторяло один и тот же сюжет. После операции он находился несколько дней в реанимации и, наверное, в бреду уже разговаривал со смертью, которая представилась совсем в неприглядном виде — с косой… и сморщенной.
— Что же ты, косая, притворилась моей судьбой? И думаешь, что все, я твой навеки? А не знаешь, что судьба не в твоих руках. Поздно ты за мной пришла да и ошиблась адресом. Я уже в своих детях.
Бажуков уже не видел, как через короткое время на гребень, откуда велась стрельба духов, начали заходить на боевой курс пара «горбатых». Хищно опустив свою переднюю часть корпуса, они обрабатывали кромку сначала «нурсами», а отходя немного в сторонку — добавляли пулеметами. Вертолет Ми-8 сел на высокой части разветвляющегося ущелья, к которому бегом бежали бойцы, неся в плащпалатках раненных.
Бой затихал.
Через два дня, после того как пришла весть о смерти начальника штаба ДШ и одного бойца при эвакуации, капитан особого отдела составлял протокол допроса подозреваемого в издевательстве над пленными — сержанта Колбасина.

***
Еще раз об истории.
Ущелье Дара и Сабз тянется вдоль одноименной речки на севере провинции Бадахшан. Дарваз- это еще одно, более старое географическое название местности (по нынешним границам — Калайхумбовский район ГБАО и уезд Нусай провинции Бадахшан). Протяженность ущелья около 25 км. Река начинается на одной из многочисленных памирских вершин (оттуда вытекает и р.Джавай), и несет свои воды к бывшей советской границе, т.е. к реке Пяндж. По горному массиву проходит одна из древних караванных троп. На правом склоне ущелья, между летником Сабзи и кишлаком Муштив сохранились стены древней крепости, построенной еще во времена Александра Македонского. В ущелье расположено, как минимум, три кишлака: Флен, Даргак и Муштив (Верхний, средний и нижний).
С 1980 по 1990 годы был известен в этом районе главарь банды Рахматулло сын Абдуллатифа по кличке Самиалло — пуштун, около 40 лет в то время. Власть, после Саурской революции, не принял и ей не подчинялся. Имел активных бойцов, численностью до ста человек, подавляющим большинством, выходцев из местного населения, хорошо знающих горный район. Стрелковое вооружение и боеприпасы доставлял из Пакистана. Занимался организацией наркотрафика. Самостоятельно боевых действий не вел.
В разные годы афганских событий здесь находились пограничные подразделения. До июля 1986 года в кишлаке Даргак разворачивалась одна из ПЗ Хорогской ММГ. Летом 1986 года против банды Самиалло, который сидел в укрепленном кишлаке Муштив, проводилась крупная операция силами спецподразделений КСАПО.
В результате неудачно проведенных боевых действий Самиалло с остатками своей группы ушел выше в горы. На Муштив перебросили вторую пограничную заставу Хорогской ДШМГ и один из минометных взводов Московского погранотряда. На Флене (кишлак в месте впадения р.Дара и Сабз в Пяндж) развернули первую ПЗ и управление Хорогской ДШМГ.
Как свидетельствуют оперативные документы, в районе кишлака Муштив боевые действия нашими войсками велись еще в начале 80-х.
В этом ущелье летом 1986 года погибли
Махлиновский Сергей Данилович, майор, начальник штаба десантно-штурмовой группы Погранвойск КГБ СССР, родился 4.02.1956 года в селе Шегени, Мостисского района, Львовской области, русский. В погранвойсках с 1.8.1973 года. Окончил ВП ВПИ КГБ СССР. В республике Афганистан с января 1986 года. Принимал участие в четырех боевых операциях. 29.06.86 года при высадке в район боевых действий десант был встречен шквальным минометным и пулеметным огнем из засады. Махлиновский умелыми действиями организовал атаку, и десант занял выгодную позицию. Майор был ранен и погиб при эвакуации от осколков мины. Награжден орденом Красного Знамени (посмертно) похоронен в г. Черновцы УССР. Из Книги Памяти «Черный Тюльпан».
Свидетельство участника боевой операции:
— «Позиция ДШК размещалась в одной из пещер западнее кишлака Муштив. Насчет минометной позиции не знаю, вероятнее всего, тоже где-то среди тех скал.
В районе пещер вертолеты сесть не могли, и поэтому площадка, где происходила высадка десанта, находилась далеко от входа в ущелье, ближе к кишлаку Даргак, нежели к кишлаку Муштив. Позицию духов разделяло небольшое ущелье (метров 60 в ширину и глубиной напротив позиции ДШК метров 40, а то и больше). Чтобы попасть к этим пещерам нужно идти вверх вдоль расщелины метров на 300 (к роднику), переходить на неглубоком участке и уже по другой стороне спускаться к духовским позициям… Вход в пещеру был прикрыт дувалом, везде валялись стреляные гильзы от ДШК. Через эти пещеры значительная часть группы во главе с Самиалло ушли по тропе на летник в район кишлака Даргак. Осенью, после того как на Муштиве выставили точку, вокруг этих пещер мы наставили растяжек и сигналок. А прямо напротив выхода с пещер выставили позицию ЗУ. Никаких проблем с западной стороны у нас не возникало. Хотя, для профилактики минометчики и ЗУшники долбили те скалы регулярно. Весной 87 года нам добровольно сдался интересный дух (со стволом, в камуфляже). Он убеждал нас, что с пещер за точкой постоянно наблюдают. Мы проверили видимые выходы с этих нор, ничего подозрительного не нашли. Скорее всего, там были ходы, известные только духам».
История с разгромом банды Самиалло имела продолжение до конца вывода наших войск из Афганистана. Вот что писал журнал «Советский пограничник» в то время:
«… Дважды по году нес службу в Афганистане старший лейтенант А.Е. Самедов. Однажды, получив задачу на уничтожение бесчинствующей у советской границы банды Самиалло, его застава ночью по Дарвазскому ущелью выдвинулась к кишлаку Флен и блокировала его. А.Самедов разместил на флангах гранатометы, а в ложбинке минометную батарею… Бойцов-пограничников поддержала огнем застава с советской территории… Банда Самиалло была разгромлена. Старший лейтенант Самедов награжден медалью » За боевые заслуги»…
Банда была разгромлена. Однако Самиалло опять ушел. В процессе сбора материалов выяснилось, что участники тех событий встречались с ним в1989 году. Хочется привести высказывание одного из них без изменений:
«…Только солдаты, которых убили, по моему, собирали тутовник, а не яблоки, и это было выше кишлака Флен, в саду. Я позже был на том месте. Один боец стоял внизу, второй сидел на дереве. Вот их оттуда и сняли духи Самиалло. Забрали два АК 74, в то время — новые еще. Один был у Самиалло — второй, по моему, у Хайрулло. Тогда ко мне обращались афганцы — что бы я им патронов 5,45 мм. подкинул. Сейчас… бросил все.
Да, и был случай — когда меня Самиалло орехами угощал — мешок передавал. В то время в Дарвазе пребывал американец (негр) и распространял какой-то яд, который использовался в качестве оружия. Так мы подумали, что меня отравить хотели.
А с Самиалло я потом встречался. Мы в Афган, после вывода (май — июнь) 89 года, под Ламбаду безвозмездную помощь передавали. Так мы с Альбертом Гафуровым переправились во Флен. Метрах в пятидесяти от нас находилось человек 25 духов во главе с Самиалло. Подошел посланец от него и мне передали его слова, — «Искандер! Если в течении 5 минут не покинете афганскую территорию — то вы ее не покинете никогда».
У Альберта был пистолет и 2 гранаты, у меня 4 гранаты и нож. И не собирались мы «не покидать эту страну».
После этого случая Самиало к нам сам примчался. Их, в то время, ИПА Абдул Ваххоба «мочили», так они на нас вышли (через агентов, конечно), и запросили помощи.
Потом в 89году был кишлак Зангирья, где мы духов из «Градов» накрыли. Так что есть продолжение всей этой истории.
Настоящее имя Самиало — по моему — Шоабдулло сын Латифа (могу ошибаться), но могу уточнить (то что сын Латифа — это точно).
Для более полной информации — почитать бы все разведдонесения, которые мы тогда направляли в Москву».

Автор выражает благодарность за оказанную помощь в написании главы и предоставлении материалов Грешнову Андрею, Лихозвону Александру, Ковалю Игорю, Спицину Владимиру, Виталию Коваленко и всем, кто откликнулся.

*В Афганистане после проведения, впервые, джирги старейшин в 1985 году, сразу придумали песню под этим названием.

Александр Коломиец