Русские сказки старые сказки русские народные сказки

А вот со сказками дело обстоит иначе. Сказок у русского народа всегда было очень много. Много их и сегодня. И рассказчиков можно встретить гораздо чаще, чем былинщиков.

Древнейшие сказки — волшебные, с чудесными превращениями, поразительными событиями и необыкновенными приключениями героев. Кто придумал, кто вложил в старую сказку образы ковра-самолета, меча-самосека, сапог-скороходов, молодильных яблок и других чудесных предметов, помогающих сказочным героям жить и бороться за счастье и удачу? Вы помните — в волшебных сказках люди

летают по воздуху, спускаются под воду и в глубь земли, быстро преодолевают огромные расстояния, находят чудодейственные лечебные травы и цветы.

Все это были древние мечты человека о том, как покорить природу, заставить ее служить ему, как использовать ее тайны для народного блага. И сегодня, мы знаем, многие из этих «чудес» осуществились: человеческий ум и труд превратили в быль то, что недавно казалось невозможным.

А позднее стали постепенно складываться и другие сказки: о злых и жестоких правителях, несправедливых господах и начальниках, мешавших жить и работать трудовому люду. Всю эту несправедливость,

всю свою ненависть к угнетателям народ раскрывал во многих острых, злых и насмешливых сказках. Немало складывалось и юмористических сказок и анекдотов о ленивых, вороватых, жадных и глупых людях, рядом с которыми в сказках жили умные, добрые, честные Иванушки, Аленушки, Василисы и другие простые и чистые сердцем русские люди. Из бытовых сказок встают целые картины старой русской народной жизни. Мастеров-сказочников в деревнях и сегодня нередко с увлечением слушают не только ребята, но и взрослые.

Из моих путешествий особенно запомнилась мне одна поездка за сказками по Терскому берегу Белого моря (это южный берег Кольского полуострова). Там в деревне Умба я встретилась с замечательной рассказчицей — бабушкой Домной Емельяновной.

Приехали мы в эту деревню поздним зимним вечером. Был конец декабря, морозило; тонконогие олени быстро неслись по снеговому бездорожью у самой кромки застывшего моря, но все-таки мы успели порядком продрогнуть, пока добрались до деревни. Мой возница, вихрастый местный паренек Егорка, доставил меня в дом своих родственников.

— Коли за сказками — так это к бабушке Домне надо, — серьезно пояснил он мне, когда узнал, для чего я езжу по северным деревням.

Нас встретили приветливо и гостеприимно. Изба была огромная, теплая, семья большая: у бабушки с дедушкой были и дети, и внуки, и племянники, и зятья, и невестки. Все сидели вокруг стола за ужином, к которому, конечно, немедленно были приглашены и мы с Егоркой. А когда настало время ложиться спать, все разместились — кто на печке, кто на лавках, кто просто на полу на оленьих шкурах — и приготовились слушать бабушку Домну: во многих деревнях на севере существует обычай — рассказывать по вечерам сказки, пока вся изба не заснет. Бабушка, очень довольная, что появились новые слушатели и ценители ее искусства, свесила голову с печки, откашлялась и, подумав, сказала:

— Расскажу вам нонь сказку про царевича Нехитера-Немудера.

И полилась плавная, мерная старушечья речь. Бабушка рассказывала долго: после царевича Нехитера-Немудера вспомнила она сказку про еловые шишки, а потом про глупую барыню. Переходя от сказки к сказке, бабушка связывала их занятными прибаутками и приговорками, которые еще больше потешали слушателей. И все дни, которые я провела потом в этой деревне, я слушала и записывала бабушкины сказки, присловья, пословицы, загадки. Часть их теперь и вы узнаете из этой книжки.

Да и не только в Беломорье, во множестве других мест, где нам приходилось бывать, мы видели, как любит и ценит народ своих мастеров-сказочников, с каким вниманием слушает их сказки, как радуется, что их записывают и что они потом прозвучат по радио или будут напечатаны в книгах. В некоторых районах к сказкам примыкали народные сказы — опоэтизированные воспоминания о прошлом, об исторических личностях, давно ушедших из жизни: так на Южном Урале мы записывали сказы и легенды о Пугачеве, в деревнях Поволжья — о Степане Разине, на берегах Ладожского озера — о Петре I. Отходя все дальше и дальше в прошлое, эти сказы иногда переплетались с образами волшебных и бытовых сказок и сами как бы становились сказками.

Так же правдиво, как бытовая сказка, отражала прежний русский быт и народная лирическая песня — особенно та протяжная, задумчивая, которую народ называет «долгой», или «проголосной». Медленная по напеву, по ритму стиха, очень красивая по своим образам и художественным сравнениям, она словно плакала о тяжелой крестьянской судьбе прошлых времен, о старом крестьянском семейном укладе, оплакивала горести и тяготы солдатской службы в царское время. Эти песни певали женщины, но было немало и мужчин среднего и пожилого возраста, которых мы слушали по деревням в самых разных концах нашей страны. Хорошо запомнился нам чудесный певец Иван Николаевич Бутаков с реки Мезени. Это был певец-поэт: он не только прекрасно передавал то, что когда-то усвоил от других исполнителей, но и сам от себя вводил в песню новые подробности — описания природы, бытовые детали и т. п. Песню, как и сказку, знают и любят повсюду. Нам приходилось встречать целые семейные «гнезда», где старуха бабушка учила песням свою дочь, а та, в свою очередь — своих дочерей, и старые песни, бережно хранимые в семье, спасались от забвения; нередко к семейному хору по вечерам примыкали и соседки, приходившие с рукоделием «на огонек» в ту или иную избу. Такой обычай мы наблюдали на Волге, в деревнях на Урале и в ряде других мест. Конечно, наряду с «протяжными» у народа всегда были и песни веселые, плясовые, под которые старая деревня веселилась на праздниках. Были и красивые величания, которыми славили после жатвы и под Новый год труженика-земледельца или молодоженов на свадьбах; были и древние календарные песенки, которыми когда-то, столетия тому назад, крестьяне встречали весну, провожали лето, призывали на поля дождь или благодарили природу за щедрый урожай. Эти календарные припевки во многих деревнях пелись еще и в начале XX века; в наши дни часть из них стала игровыми детскими песенками.

Источники:

На Буяне, славном острове. Сборник русского фольклора. 2-е издание. Составила и обработала Н. Колпакова. Послесловие Н. Колпаковой. Рисунки Б. Калаушина. Л., «Дет. лит.», 1978.Аннотация: В сборнике — произведения русского фольклора самых различных жанров: от былин до частушек. Их записала и обработала для детей Н. П. Колпакова.

Текст сказки «Царевна — лягушка»:

В старые годы у одного царя было три сына. Вот когда сыновья стали на возрасте, царь собрал их и говорит:
-Сынки мои любезные, покуда я еще не стар, мне охота бы вас женить,
посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.
Сыновья отцу отвечают:
— Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?
— Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.
Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.
У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярс-
кая дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, под-
няла ее купеческая дочь.
А у младшего сына, Ивана-царевича, стрела поднялась и улетела сам не
знает куда. Вот он шел, шел, дошел до болота, видит — сидит лягушка,
подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:
— Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
А лягушка ему отвечает:
— Возьми меня замуж!
— Что ты, как я возьму в жены лягушку?
— Бери, знать судьба твоя такая.
Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принес домой.
Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, средне-
го — на купеческой, а несчастного Ивана-царевича — на лягушке.
Вот царь позвал сыновей:
— Хочу посмотреть, которая из ваших жен лучшая рукодельница. Пускай
сошьют мне к завтрему по рубашке.
Сыновья поклонились отцу и пошли.
Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу
скачет, спрашивает его:
— Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?
— Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить.
Лягушка отвечает:
— Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.
Иван-царевич лег спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с се-
бя лягушачью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей,
что и в сказке не расскажешь.
Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшейте мне к утру такую
рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.
Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а рубашка
уж лежит на столе, завернута в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял
рубашку, понес к отцу. Царь в это время принимал дары от больших сыно-
вей. Старший сын развернул рубашку, царь принял ее и сказал:
— Эту рубашку в черной избе носить.
Средний сын развернул рубашку, царь сказал:
— В ней только в баню ходить.
Иван-царевич развернул рубашку изукрашенную златомсеребром, хитрыми
узорами. Царь только взглянул:
— Ну, вот это рубашка — в праздник ее надевать.
Пошли братья по домам — те двое — и судят между собой.
— Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не
лягушка, а какая-нибудь хитрая колдунья.
Царь опять позвал сыновей.
— Пускай ваши жены испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая
лучше стряпает.
Иван-царевич голову повесил, пришел домой. Лягушка его спрашивает:
— Что закручинился?
Он отвечает:
— Надо к завтрему испечь царю хлеб.
— Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее.
А те невестки сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали одну
бабушку-задворенку посмотреть, как лягушка будет печь хлеб.
А хитрая лягушка это смекнула. Замесила квашню, печь сверху разломала
да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка при-
бежала к царским невесткам, все рассказала, и те так же стали делать.
А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Премудрой, удари-
ла в ладоши:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мяг-
кий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела.
Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен
разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами.
Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в ширинку, понес к отцу. А
царь в то время принимал хлебы от больших сыновей. Их жены-то поспускали
тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна го-
релая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в
людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-ца-
ревич, царь сказал:
— Вот это хлеб, только в праздник его есть.
И приказал царь трем своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на
пир вместе с женами.
Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч голову повесил.
Лягушка по полу скачет:
— Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки
слово неприветливое?
— Лягушка, лягушка, как мне не горевать? Батюшка наказал, чтобы я
пришел с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?
Лягушка отвечает:
— Не тужи, Иван-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду.
Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: «Это моя ля-
гушонка в коробчонке едет».
Иван-царевич и пошел один. Вот старшие братья приехали с женами, ра-
зодетыми, разубранными, нарумяненными, насурьмленными. Стоят да над Ива-
ном-царевичем смеются:
— Что же ты без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес. Где ты та-
кую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.
Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за
скатерти браные — пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец
затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, честные гости: это моя лягушонка в коробчонке приехала.
Подлетела к царскому крыльцу золоченая карета о шести белых лошадях,
и выходит оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье — частые звез-
ды, на голове — месяц ясный, такая красавица — ни вздумать, ни взгадать,
только в сказке сказать. Берет она Ивана-царевича за руку и ведет за
столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из ста-
кана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточ-
ки за правый рукав бросила.
Жены больших-то царевичей увидали ее хитрости и давай то же делать.
Попили, поели, настал черед плясать. Василиса Премудрая подхватила
Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась —
всем на диво. Махнула левым рукавом — вдруг сделалось озеро, махнула
правым рукавом — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву да-
лись.
А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом — только гостей
забрызгали; махнули другим — только кости разлетелись, одна кость царю в
глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.
В ту пору Иван-царевич отлучился потихоньку, побежал домой, нашел там
лягушачью кожу и бросил ее в печь, сжег на огне.
Василиса Премудрая возвращается домой, хватилась — нет лягушачьей ко-
жи. Села она на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:
— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал? Если бы ты еще только три дня
подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять
земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного…
Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно.
Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошел
куда глаза глядят — искать жену, Василису Премудрую. Шел он близко ли,
далеко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истер, шапчонку
дождик иссек. Попадается ему навстречу старичок.
— Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?
Иван-царевич рассказал ему про свое несчастье. Старичок говорит ему:
— Эх, Иван-царевич, зачем ты лягушачью кожу спалил? Не ты ее надел,
не тебе ее было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца
уродилась. Он за то осерчал на нее и велел ей три года быть лягушкой.
Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай
за ним смело.
Иван-царевич поблагодарил старичка и пошел за клубочком. Клубок ка-
тится, он за ним идет. В чистом поле попадается ему медведь. Иван-царе-
вич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим го-
лосом:
— Не бей меня, Иван-царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.
Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошел дальше.
Глядь, летит над ним» селезень. Он нацелился, а селезень говорит ему че-
ловеческим голосом:
— Не бей меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
Он пожалел селезня и пошел дальше. Бежит косой заяц. Иван-царевич
опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим
голосом:
— Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь!
Пожалел он зайца, пошел дальше. Подходит к синему морю и видит — на
берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:
— Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море!
Он бросил щуку в море, пошел дальше берегом. Долго ли, коротко ли,
прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом
себя поворачивается.
— Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу за-
дом, ко мне передом.
Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич вошел
в нее и видит — на печи, на девятом кирпиче, лежит бага-яга, костяная
нога, зубы — на полке, а нос в потолок врос.
— Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? — говорит ему баба-яга. —
Дело пытаешь или от дела пытаешь?
Иван-царевич ей отвечает:
— Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде накормила, напоила, в ба-
не выпарила, тогда бы и спрашивала.
Баба-яга в бане его выпарила, напоила, накормила, в постель уложила,
и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Премудрую.
— Знаю, знаю, — говорит ему баба-яга, — твоя жена теперь у Кощея
Бессмертного. Трудно ее будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его
смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот за-
яц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб
Кощей Бессмертный как свой глаз бережет.
Иван-царевич у бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где
растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царевич, видит
— стоит, шумит высокий дуб, на нем каменный сундук, а достать его труд-
но.
Вдруг откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем.
Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц — и наутек во всю
прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из
зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на нее се-
лезень кинулся; как ударит ее — утка яйцо выронила, упало яйцо в синее
море…
Тут Иван-царевич залился горькими слезами — где же в море яйцо найти!
Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич раз-
бил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей
Бессмертный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал
Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею умереть.
Иван-царевич пошел в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Ва-
силиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Васили-
сой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой ста-
рости.

Московский академический музыкальный театр имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко