Благодаря этому человеку восстановлено огромное количество образцов старой военной техники, которая теперь украшает многие российские города. А еще у него большое количество военной формы всех времен и армий и огромное желание открыть в Пушкино военно-патриотический музей, куда все это можно будет передать.
Вдоль дороги у дома реставратора военной техники Сергея Чибинеева выстроилась любопытная инсталляция – легкий танк Т-60, за ним фрагмент корпуса штурмовика Ил-2, а далее фрагмент танка Т-34. Фрагменты стоят здесь не для демонстрации, а потому, что во дворе дома для них просто места нет.
«Если все живы-здоровы будем в связи с нынешними событиями, будем их восстанавливать», — говорит Сергей.
«А что за события вас беспокоят?»
«Ну, пандемия. А вас не беспокоит что ли? Вы знаете, как все рухнуло? По промышленности, по заказам. Если раньше мы делали 2-3 танка в год, то сейчас все заказы сдулись».
У входа во двор стоит бюст Горького – видимо бесхозный и приобретенный случайно.
«Горький для вас что-то значит?» — спрашиваю.
«Ну, вообще в детстве, в школе, я его очень любил».
«Ага, мне «Жизнь Клима Самгина» у него нравится».
«Мне «Мать» очень нравилась, «Челкаш» нравился, его рассказы об Италии. А вообще просто попался памятник и я его сюда поставил. Но мысль периодически возникает – создать аллею памятников советской эпохи: пионеры с горном, Чапаев, Ленин, колхозницу какую-нибудь, девушку с веслом».
Заходим во двор и становится понятно, почему фрагменты техники стоят вдоль дороги.
До недавнего времени Сергей арендовал пару ангаров на улице Учинской для хранения всего этого железа. Но владелец ангаров их продал, Сергею пришлось с Учинской срочно съезжать, и железо пока свалено в кучу во дворе. Среди навалов железа можно различить отдельные уже собранные артефакты. Вот медицинская повозка и полевая кухня:
Вот передок от какой-то пушки:
А вот на этой фотографии зеленой краской покрашена советская 76-мм пушка с передком, а серое – это немецкая установка ПВО MG-Wagen 36.
Та часть, что к нам ближе, — это передок, а тележка, где размещались спаренные пулеметы MG-34, находится под брезентом, к которому прислонен мой велик. Сергей брезент снимать не стал, но я, вернувшись домой, нашел в энциклопедии фото этого MG-Wagen:
Кстати, в энциклопедии было написано, что этих MG-Wagen 36 было выпущено немногим более тысячи, и до наших дней сохранилось менее десятка прицепов данного типа. Один из них, как видите, стоит во дворе у Сергея Чибинеева.
А это собака Сергея. Зовут Бальдер.
Обычно он бегает по двору, но когда приходят гости, Сергей загоняет его в клетку (на всякий случай).
«Почему назвали Бальдером?», — спрашиваю, рассчитывая, что сейчас мы поговорим о древнегерманских богах и, в частности, о Бальдере, сыне Одина.
«Это имя уже было у него в документах, когда он ко мне попал», — отвечает Сергей.
Ну, значит, не поговорим о древнегерманских богах. Заходим в дом. Здесь выставка униформы.
«Ух ты!» — говорю, увидев редкий экспонат – китель и пробковый шлем африканского корпуса Роммеля.
«Да, подарок, — улыбается Сергей и указывает на соседний манекен. – Помимо кителя есть еще плащ африканский».
«Формы очень много, — говорит Сергей. – У меня весь второй этаж формой забит. Я неоднократно обращался в администрацию по поводу организации музея. И глава округа у меня тут был (М. Перцев – А.В.). Екатерина Житарь как-то привезла сюда целую группу чиновников. Они посмотрели и предложили несколько вариантов помещения под музей. Одно из помещений – здание старой музыкальной школы возле памятника Домбровскому. Планировали заложить финансирование на 2021 год. Но сменяемость власти-то у нас тут какая! Власть снова сменилась и как-то все подвисло».
Помимо формы тут еще полно всякой всячины. И у каждого предмета есть своя история. Из всего этого, в самом деле, мог бы получиться интереснейший музей.
«Причем планировалось, что это будет не просто музей, — развивает тему Сергей, — а культурный центр, связанный с патриотическим воспитанием. То есть там должны быть какие-то дополнительные опции – моделизм, фильмотека…»
«Настольные и компьютерные варгеймы», — подсказываю я.
«Да, да, это все можно походу придумать. Но все это кто-то должен финансировать – оплачивать коммуналку и платить зарплату людям».
На самом деле, деньги на содержание музея не такие уж и большие. Я уверен, что музей Сергея Чибинеева в Пушкино обязательно появится. Ну, не могут же эксперименты с нашим городом продолжаться бесконечно. Однажды все переменится, появится стабильность и светлое будущее. Все будет хорошо.
Андрей Воронин.
Фото автора.
P.S. «Трофеев» Сергея Чибинеева использовалась во время проведения выставки «Пушкинский район в годы Великой Отечественной войны» в в Центре детского творчества. Очень интересный познавательный рассказ о ней председателя Пушкинского отделения Союза краеведов России Василия Панченкова на записи прямой трансляции в паблике нашего портала:
Другие публикации о Сергее Чибинееве на нашем портале:
— 777 чудесных людей Пушкино: Сергей Чибинеев
— В Пушкино мог бы появиться военный музей
— Будет ли в городе еще один музей?
— Пушкинцам показали танк Т-60 и настоящую пушку-«сорокопятку»
Мы собрали на просторах интернета фотографии некоторых образцов военной техники, восстановленных Сергеем Чибинеевым:
Кроткий обличитель
Воистину, самые несчастные из дореволюционных писателей происходили так или иначе из духовного сословия. Отчего же это было так?
Во-первых, само по себе увлечение художественной литературой считалось делом предосудительным, дурным и даже греховным: дескать, сочинительство и выдумывание — одна из форм лжи, а фантазия — страсть и общение с тёмными духами; да и вообще, верующему человеку во всякое время подобает заботиться прежде о спасении души, а не развлекаться умом, читая светские книги и уж тем более занимаясь их написанием.
Во-вторых, даже когда отношение к художественной литературе и писательству в духовной среде стало чуть более либеральным, цензура бдительно и пристрастно рассматривала всё, что касалось церкви и её служителей, и если автор затрагивал болезненные и гласно или негласно запретные темы, то к нему тотчас же применялись серьёзные санкции. Перед многими писателями, в особенности перед выходцами из духовного сословия, стоял нелёгкий выбор: или притворяться и лгать ради своей профессиональной карьеры, или ради творческой правды осложнить себе жизнь либо же вовсе погубить её.
И вот эта творческая несчастность приводила большинство писателей из духовного сословия к настоящим жизненным несчастьям: кто полностью порывал с родными и своей средой, впадая во все тяжкие (как Александр Амфитеатров); кто прозябал в нищете, теряя себя в кабаках и притонах дореволюционного социального дна (как Александр Левитов); а кто оканчивал свою жизнь ужасной трагедией (как Раиса Радонежская), и в этом скорбном списке имя Сергея Миловского-Елеонского, увы, не исключение.
Писатель незаурядного таланта, но так и не вышедший в свет большой литературы, из-за страха перед епархиальным начальством всю жизнь скрывавшийся под псевдонимом и вынужденный вести двойную жизнь, и расстроивший этим своё психическое здоровье, в один из критических моментов жизни не выдержал… и оборвал всё одним непоправимым движением.
Сергей Николаевич Миловский родился в 1861 году в селе Вороновка Пензенской губернии в семье священника. В 1889 году окончил Казанскую духовную академию с учёной степенью кандидата богословия. После учёбы был преподавателем в духовных училищах Нижегородской епархии, далее инспектором и даже исполняющим обязанности ректора в Вятской духовной семинарии.
Его профессиональная карьера развивалась стремительно и солидно. В 1895 году его перевели в Сарапульское духовное училище Вятской епархии — на должность смотрителя. И как раз с этого времени в дореволюционных литературных журналах начали появляться его поразительно меткие рассказы о жизни духовенства, подписанные разными псевдонимами, из которых им чаще всего употреблялся один — С. Елеонский. Под ним он и вошёл в русскую литературу.
Увы, его литературная жизнь оказалась недолгой: первая публикация рассказа «На поповом дворе» (1895) в журнале «Русское богатство», несколько опубликованных в журналах рассказов и сборник, изданный при содействии М. Горького в товариществе «Знание» в 1904 году.
Однако и этого хватило, чтобы вызвать большой шум, особенно в той самой среде, о которой писал автор. В духовной печати его обвиняли в клеветничестве и «оплёвывании духовенства», в незнании жизни духовного сословия — обвинители писателя сначала сами не знали, что за псевдонимом «С. Елеонский» стоит не какой-нибудь чуждый их миру светский литератор, а свой, тот, кто знает изнутри всё, о чём пишет, и пишет почти с натуры, и более того — смотритель духовного училища, заслуженный, уважаемый всеми в своём уездном городке человек.
Настоящие проблемы для него начались, когда его инкогнито всё же раскрыли: ему делало выговоры и настоятельные внушения епархиальное начальство, затем и начальство уездное, пошли угрозы увольнения, и в конце всё превратилось в откровенную травлю.
Писатель не получал поддержки и сочувствия ни на службе, ни дома: домашние его упрекали в том, что он своим сочинительством только портит им репутацию.
И тогда случилось непоправимая трагедия: у него, ослабленного бесконечными страхами и депрессией, случился нервный срыв; он вышел на крышу здания училища, в котором прослужил столько лет, и прыгнул вниз.
Смерть его была резонансной: по всей стране прокатились некрологи, его рассказы на этой волне широко освещались в периодике и публиковались отдельными изданиями.
Впрочем, после его смерти, одновременно с версией о самоубийстве, появилась и другая версия, исходившая из епархии: что то был несчастный случай, а не самоубийство, что он упал с крыши из-за неисправности кровли.
Как бы там ни было, отпевали его по православному обряду — со всеми должными почестями.
К великому сожалению, он ушёл, как и многие писатели из духовного сословия, несчастным: невысказавшимся, не реализовавшим даже и малую долю своего таланта. Да, может быть, он не стал бы новым Чеховым (а именно с Чеховым его сравнивали критики), но совершенно точно оставил бы куда более значительный след в русской литературе.
Слава Богу, в наше время то, что он успел создать, начинает выходить из вековой тьмы забвения: по крупицам возвращается читателю всё когда-то им написанное, рассказы переиздаются в новых сборниках. Есть надежда, что имя его и творчество будут оценены, наконец-то, по достоинству.
Современный исследователь забытого литературного наследия С. Н. Миловского-Елеонского, Н. Запорожцева, приводит слова одного из его критиков-рецензентов, А. Измайлова: «кроткий обличитель».
Кажется, лучше и не скажешь. Та большая жизненная правда, свойственная всем рассказам Миловского-Елеонского, хотя и обличающая, но действительно кроткая.
Сергей Корнев
Из книги «Папаша крестный»