Надежда Лустина – детский психолог, сертифицированный арт-сказкотерапевт, автор курса «Воспитание сказкой», проектов «Детский мир без задир» и «Сказки из маминого сундучка».
– Надежда, как давно Вы занимаетесь сказкотерапией?
– Последние четыре года. Пишу индивидуальные сказки по запросу клиентов. Чаще всего это различные фобии, страхи, проблемы с энурезом, тики, различные неврологические расстройства – всё то, что беспокоит ребёнка. Как правило, обращаются мамы детей 4-5 лет.
– Скажите, Вы помните тот момент, когда сочинили первую сказку?
– Конечно. Такое не забывается. Это история про Митрошу и Чёрного Крылана. Как раз сейчас мы готовим с иллюстратором книгу. История также недавно вышла в журнале, для которого я пишу, «Жизнь с ДЦП» – это довольно известное издание. Ещё я сотрудничаю с благотворительным фондом, где меня попросили написать для них какую-нибудь сказку. Но у меня трое ребятишек – писать особо времени нет. Я предложила историю про Митрошу, и они с удовольствием согласились.
Проблема была вот в чём: мальчик боялся темноты, хотя ему уже было 7 лет. Страх в этом возрасте должен был пройти, потому что обычно страхи идут с 3 до 6 лет, а тут ребёнку 7, как раз первый класс. И получилось так, что без светильника он не засыпал. Мама, конечно, переживала: вроде бы уже взросленький мальчик (на её взгляд, конечно), и нужно эту проблему решать. Она пыталась как-то воздействовать на него — уходить, говорить: «Ты же уже большой». В общем, не совсем правильные методы применяла, чтобы подружить сына с темнотой.
В итоге мама мудро поступила: обратилась всё-таки за помощью к психологу. Мы проработали этот страх, то есть я специально под мальчика написала сказку. Точнее, я писала не про него, а про Митрошу, но указала, что у героя есть старший брат, и они любят играть в футбол во дворе. Когда под ребёнка пишешь историю, очень важно взять что-то из его жизни, чтобы он себя не прямо узнавал, но тем не менее, когда мама ему будет читать, сказал: «О, мама, ничего себе! У него почти так же, как и у меня». Понимаете, тут тонкая грань: с одной стороны, чтобы он не узнал себя, а с другой – чтобы проникся дружественными чувствами к герою, сопереживал ему. Тогда он проживает сказку вместе с персонажем. И конец истории всегда хороший..
В сказке про Митрошу страх в конце был проработан. Герой боялся Чёрного Крылана, который поселился у него в шкафу. Сам мальчик, когда мы с ним беседовали, рассказывал про чудовище в шкафу. Я придумала Чёрного Крылана – это брат Темноты. Там целая художественная история. В конце мальчик узнаёт, что это вовсе не злодей, не страшный дракон, а просто маленький летающий мышонок, который тоже испугался, когда мальчик закричал. Мышонок пытался вылететь через форточку и травмировал крыло. С сестрой Темнотой они поругались, потому что мышонок хотел подружиться с мальчиком, а та была против. Поэтому он остался в нашем мире, так сказать, долго искал маленького человека, который бы его не боялся. И вот Звёздный Мишка помог главному герою познакомиться со своим страхом воочию. Мальчик протянул руку, Крылан – лапу, и в итоге они подружились. Всё закончилось благополучно.
– Здорово. Про сказкотерапию особенно много говорят последние лет пять. Русские народные сказки тоже имеют терапевтический эффект или это совсем другое?
– Если говорить про сказкотерапию, то в целом это более широкое понятие. Та же народная сказка имеет свой терапевтический эффект. Например, если брать терапевтические сказки в том направлении, в котором мы сейчас с Вами говорим, то их, конечно, можно применять с трёх лет. А если говорить про совсем малышей от двух лет, то для них будет терапевтической сказкой тот же «Колобок». Хотя «Колобок» – это больше образовательная история про смену дня и ночи. Например, «Волк и семеро козлят», «Алёнушка и братец Иванушка» – сказки, которые читают для малышей до трёх лет. Приведу ещё примеры народных сказок, которые подходят для сказкотерапии: «Морозко», «Крошечка-Хаврошечка», «Снегурочка», «Аленький цветочек», «Гуси-лебеди».
– По каким возрастам делятся терапевтические сказки?
– Первая возрастная категория идёт с 3 до 5 лет. Там очень важно и правильно подобрать сказку. Для малышей (3-4 года) здорово подходят игрушки, животные, можно ещё брать маленьких человечков, как фиксики, гномики. До 5 лет сказки про животных и их взаимоотношения с людьми. С животными ассоциируют себя дети до 5 лет. Потом идут герои, волшебники, принцессы, принцы, солдаты. Дети любят именно волшебные терапевтические сказки. С 7 лет – сказки волшебные, сказки-притчи, бытовые и страшные сказки (обязательно с добрым и смешным концом).
В целом, сказкотерапия идёт до 11 лет. Сейчас школьники уже не очень воспринимают сказки. Дети пошли современные, они более основательно выбирают литературу, хотя сказкотерапия рассчитана до 13 лет. После считается категорией для взрослых. Там даже больше психокоррекционные истории идут.
Кстати, сказкотерапия делится: есть психокоррекционные сказки, которые направлены на исправление поведения ребёнка. Например, малыш дерётся или у него какая-то агрессия, то есть поведение, которое нам не нравится, которое мы бы хотели изменить. А психотерапевтическая сказка поднимает более серьёзные вопросы, например, страх смерти или страх выбора пути, когда ребёнок находится в подвешенном состоянии. Это уже для подростков подходит, когда ребёнок не знает, какой путь выбрать. Или даже про любовь какие-то вещи. Есть деление сказок на мужскую и женскую. Важен пол, для кого мы пишем. Например, мужская сказка – это «Царевна- лягушка», «Иван Царевич и Серый волк». Женская сказка – «Алёнушка и братец Иванушка».
– Может ли мама сама сочинить сказку?
– Сейчас это очень популярно. Я слежу в соцсетях за другими авторами и сама выступаю как издатель, веду проект «Сказки из маминого сундучка». У нас выходит уже шестая книга по сказкотерапии, где пишут замечательные истории психологи, педагоги и обычные мамы тоже. Но это всё должно быть под руководством психолога. Мама, конечно, может сама написать историю, но часто она не знает, как решить проблему ребёнка. Если мама проконсультируется с кем-то, почитает научные статьи, как правильно, например, преодолеть проблему энуреза (согласитесь, не каждая мама знает, как это верно сделать), то, возможно, она сможет написать хорошую сказку. У нас было такое. Единственное – тему смерти я прошу мам не брать, потому что тема очень серьёзная. Если здесь что-то неправильно написать, то можно навредить.
Самая актуальная и полезная информация для современных родителей — в нашей рассылке.
С нами уже более 30 000 подписчиков!
– Есть какая-то структура построения сказки?
– Алгоритм самой простой сказки, если сюжет не закручен, выглядит так:
- В первую очередь подбираем героя, близкого ребёнку по полу, возрасту и характеру. Имя и внешность должны быть другими. Сходство не очевидно.
- Описываем жизнь героя в выдуманном мире так, чтобы ребёнок нашёл схожесть со своей жизнью.
- Помещаем героя в проблемную ситуацию, похожую на реальную жизненную, и приписываем персонажу все переживания ребёнка.
- Начинаем поиск героем сказки выхода из создавшегося положения. Для этого усугубляем ситуацию, приводим её к логическому завершению, что подтолкнёт героя к неминуемым изменениям. Он может познакомиться с другими персонажами, оказавшимися в таком же положении, посмотреть, как они выходят из ситуации, или может встретить мудрого помощника, который объяснит ему смысл происходящего, последствий и т.д. Задача помощника – через сказочные события показать герою ситуацию с разных сторон, предложить ему новые модели поведения, и, если есть, найти позитивный смысл происходящего.
- Осознание героем сказки своего неправильного поведения и становление на верный путь исправления.
– Помощник в сказке – это обязательный элемент?
– Смотрите, тут можно написать сказку-легенду. Например, когда мы писали летний сборник «Сказки из маминого сундучка», брали легенды, и помощника там не было. То есть терапевтическая сказка может быть, в принципе, без помощника, но чаще всего он присутствует. Если мы говорим про сказку, которую пишет психолог, то там как раз специалист и вводит себя в роли помощника. Он помогает ребёнку увидеть выход из ситуации, подталкивает его, подсказывает ему. Можно к народным сказкам обратиться. Например, история про Серого волка. Он выручает Ивана Царевича.
– Важна ли иллюстрация в сказке или упор делается на содержании?
– Конечно, здорово, если есть иллюстрация. Если это книга с терапевтическими сказками, то изображения должны быть. Когда я писала про Митрошу и Крылана, у меня не было возможности обратиться к иллюстратору. Это так же вопрос цены. Не каждый родитель может себе позволить отрисовать сказку для ребёнка. Последний раз я писала историю перед Новым годом для девочки, которая страдает от аутоагрессии: она называет себя плохими словами, бьёт себя по голове. Мама из Бразилии, имея финансовые возможности, попросила меня найти иллюстратора, потому что девочке уже 7 лет, она избалованна хорошими книгами и даже слушать не станет сказку без картинок. Я нашла иллюстратора, мы отрисовали сказку, и маму всё устроило. Тут от возможностей родителя зависит.
Первую книгу мы делали в сотрудничестве с российской программой «Травли NET» – это единственная антибуллинговая программа в нашей стране – делали сборник «Детский мир без задир». Он был без иллюстрации, но тем не менее отзывы положительные. Однако мамы часто пишут, что хотелось бы иллюстраций. Мы решили перевыпустить книгу. Я считаю, картинки важны для детей, и они должны быть качественными. Тут нужно тщательно подходить к выбору иллюстратора: что он отрисует и как – это важно.
– Скажите, сколько времени нужно уделять конкретной сказке?
– Расскажу на своём примере. Мой сын по ночам скрежетал зубами. Сказку про скрежет не найдёшь, хоть облазь весь Интернет. Важно нащупать проблему. Сложность у ребёнка была связана с нашим переездом за город. Стресс из-за новой обстановки так отразился на нервной системе сына. Я не говорила с ним вообще о переезде. Но когда прочитала ему сказку про переезд мальчика, сына это зацепило, он понял: это то, что ему нужно. Каждый день на протяжении недели он просил читать эту сказку. Я предлагала другие, но сын настаивал именно на этой. Это была не моя история, я её нашла в соцсети у другого психолога, и сказка действительно помогла.
Поэтому если ребёнок просит, то мы перечитываем. Если нет необходимости, то просто прочитали, сделали перерыв примерно на неделю, а потом предложили прочитать её ещё раз.
Сказкотерапию важно ещё чем-то подкреплять. К примеру, я вчера отправила женщине сказку (у её девочки боязнь темноты). Женщина сразу попросила у меня рекомендации, говорит, что одной сказки мало. Девочке 6 лет, ребёнок взрослый, и в действие одной лишь сказки мама уже не верит. Я предложила закрепить методом арт-терапии, то есть после прочтения нарисовать страх, чтобы это всё работало в комплексе. Кстати, сказку про Крылана мы тоже закрепляли: рисовали страх; после того, как мама прочитала историю, она купила сыну игрушку. Я прям попросила её найти игрушку похожую на Звёздного Мишку. Она ходила по магазинам, нашла мишку, подарила сыну, и он до сих пор с ним спит. Для него это помощник, который сидит рядом возле кровати и сторожит его сон. То есть комплексный подход работает лучше всего.
– Долго длится такая терапия: несколько дней или это продолжительный период?
– Если про боязнь темноты, то не факт, что ребёнок сразу скажет: «Ой, мам, всё, я не боюсь, выключай свет». Вначале он может попросить: «Мам, давай пока я засыпаю, свет будет гореть». Или мама говорит: «Ночник будет гореть, а ночью, когда ты уснёшь, я его выключу. Будет страшно – позовёшь, я его включу». В истории про Митрошу и Крылана у мальчика это заняло порядка недели. То есть они с мамой постепенно уходили в темноту. Сейчас ребёнок спит абсолютно без всяких ночников, светильников, не боится, не обкладывается подушками, как он это делал раньше. Он же вокруг себя сооружал крепость. И до тех пор, пока её не соорудит, мальчик не мог лечь спать: ему казалось, что злодей из шкафа выпрыгнет и сделает с ним что-то плохое. Сейчас он не боится, знает, что это был всего лишь летающий мышонок.
– В Интернете сейчас много сказок, но как понять, что история написана профессионалом, и, прочитав её, мы не навредим ребёнку?
– Меня, честно говоря, удивляет огромное количество представленных сказок. Считается, что писать должен педагог-психолог или педагог, то есть тот, кто проходил в университете хотя бы детскую психологию. Или психолог – человек с образованием, который непосредственно этим занимается, а именно арт-терапевт. Потому что сказкотерапия относится к арт-терапии. У меня сертификат арт-терапевта, и я дополнительно ещё изучала сказкотерапию. То есть просто так с бухты-барахты начать писать терапевтические сказки и выкладывать их в Интернет, я считаю, в корне неверно. Бывает, сами мамы пишут гневные отзывы в комментариях под сказками, в которых история абсолютна неправильно воздействует на ребёнка. То есть это не то, что сказка чему-то хорошему учит, благотворно воздействует на психику ребёнка, делает его спокойнее, добрее, более понимающим, а наоборот. Тут, конечно, нужно доверять профессионалам, то есть психологам, педагогам, педагогам-психологам.
Или как у нас в проекте «Сказки из маминого сундучка». Каждую сказку я лично отбираю. Участников бывает 200 человек, я всё читаю. Иногда история написана хорошо, но я вижу, что она неправильно построена. Пример приведу: у нас есть автор, который прекрасно пишет. Но в сборнике она совершила такую ошибку: решила, что её героиня должна уметь защищать себя. Девочка сорвала крапиву и пошла на огромного мальчишку старше себя, чтобы его побить и забрать своего медведя. Понимаете, какая опасность для ребёнка?
Мы потом с автором проговаривали: «Олеся, я понимаю, что ты хотела, чтобы девочка почувствовала в себе силу, чтобы она могла защитить себя, свои вещи, тем более, что медведь для неё – это друг. Но это в корне неправильно, потому что девочка маленькая. Представь, в жизни ты ребёнка так отправишь – этот бугай зарядит ей в глаз или как-то травмирует. К чему мы подводим ребёнка? Так не должно быть».
В итоге автор со мной согласилась. Сама идея сказки была интересная, и мы переписали текст. Сделали так, что девочка в начале действительно схватила крапиву и хотела побить мальчика, чтобы забрать медведя, но встретила кошку (помощника), и та ей сказала, что это опасно: мальчик старше, крупнее; неизвестно, что от него ждать, так как он хулиган. Кошка Маркиза ей посоветовала: «У тебя же есть папа с мамой. Если тебе нужна помощь (тут важно проговаривать), то ты всегда можешь прийти домой и рассказать о произошедшем».
Часто у детей проблемы из-за того, что они боятся прийти и попросить о помощи. Если говорить о буллинге, травле, то многие дети молчат, не рассказывают родителям, что их обижают. И в сказке мы отправили девочку за помощью домой к папе и маме. В итоге всё хорошо закончилось. Они даже с мальчиком подружились и сидели вместе с кошкой Маркизой на крылечке, читали книгу сказок. Тут важно не делать подобных ошибок, потому что в реальной жизни это может привести к какой-то трагедии.
– То есть если мама ищет какую-то сказку, она должна смотреть, кто автор, или обращаться к специалисту, чтобы сочинить под ребёнка конкретную историю?
– Да. Можно обращаться к нашим современным издательствам, которые стали выпускать книги с терапевтическими сказками. Например, вышла книга «Другая Альба» (издательство «Феникс»); написала её арт-терапевт, педагог-психолог Татьяна Григорьян. Книга с иллюстрациями, хорошо оформлена.
Надеюсь, издательства всё-таки знают, у кого берут терапевтические сказки. «Клевер» выпускает классные книги. Елена Ульева сегодня очень популярна. Но она пишет совсем для малышей. Сейчас есть такая проблема: выпускают огромное количество сказок для совсем крох, а для возраста 5+ та же Ульева уже неинтересна. И эта ниша свободна, почему-то я мало нахожу книг. У нас как раз есть два жёлтых летних сборника «Сказки из маминого сундучка»: один идёт для малышей до 5 лет, а второй – с 5 до 8 включительно, то есть даже для младших школьников. Там есть терапевтические рассказы про безопасность, про уход с чужим человеком. Сказкотерапия она не только про страх, но и про безопасность может быть, про экологию тоже. Это сейчас очень актуально.
Вообще, у нас в серии есть синяя зимняя книга (два сборника). В этом году вышла вторая – «Новогодний мамин сундучок», две жёлтых летних книги по возрастам, этой весной выпускаем зелёную весеннюю книгу под брендом «КниГуля». Есть отдельная серия – арт-терапия детям «Магия цвета». Это терапевтические сказки плюс раскраски (2 в 1) для детей 6+.
Читайте также в нашем блоге:
- Лепим сказку
- 5 отличных аудиосказок для мальчиков 5-7 лет
- Сказка – ложь, да в ней намёк. И ненавязчивый урок
Быстрая регистрация
Получите 5% скидку на первый заказ!
Произведение поступило в редакцию журнала “Уральский следопыт” . Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго и выложена в блок “в отдел фантастики АЭЛИТА” с рецензией. По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com
—————————————————————————————–
Если зажмурить правый глаз, можно увидеть, как на потолке, просачиваясь сквозь трещины старой побелки, появляются крохотные чёрные жучки. Сначала они разбегаются в разные стороны, потом собираются вместе и шуршат, шепчутся о чём-то. «Секретничают», – догадывается он. А если закрыть левый глаз, потолок начинает расти, выгибаться, становится бесконечно глубоким куполом. Жучки превращаются в крохотные звёздочки, их длинные усики, словно лучики, складываются в тонкую сеть. Тогда он начинает попеременно закрывать то один глаз, то другой. Потолок кружится, стряхивая жучков-звёзд на кровать. Они карабкаются по волосам, пробираются под одеяло, щекочут пятки. Он фыркает и смеётся. Подходит Бабушка, наклоняется над ним, вглядывается. Бабушкино лицо все в морщинах. Они как трещины в безводной пустыне, как щели в рассохшемся дереве. Они так глубоки, что в них, словно в пропасть, можно провалиться целиком. Он тянет руки к её лицу, но Бабушка ловко хватает его и закручивает в одеяло. И он, как немое полешко, как сухая куколка, лежит не в силах пошевелиться. Захваченный простыней и одеялом, вдавленный в огромную пуховую подушку, не может двинуть ни рукой, ни ногой.
Бабушка садится на кровать, и панцирная сетка опускается почти до пола. Он скатывается вниз, в тёмную бездну и перестаёт дышать от страха. Но Бабушка подхватывает и возвращает его обратно.
– Жили-были старик со старухой, – сосредоточившись на дырявом носке, не торопясь, начинает сказку Бабушка. Внутри носка лампочка, гриб, а, возможно, чья-то бестолковая голова. Бабушка знает много историй и песен. И все это было взаправду, потому что Бабушка живёт очень долго. «От начала мира». Все происходило у неё на глазах. А в некоторых историях она даже принимала непосредственное участие. Одни сказки ему нравятся: про зимовье в лесу, про глупого зайца и хитрую лису, а ещё про мальчика, который был таким маленьким, что его не видели даже собственные родители. Этот мальчик долго скитался по лесу, но сумел найти дорогу домой. Ему нравится эта сказка, потому что он такой же невидимый мальчик. Кроме Бабушки его никто не видит. Но Бабушка говорит, это скоро изменится.
– Да повадился медведь у них репу воровать. Взял тогда старик топор и пошёл караулить вора.
Эту сказку он не любит. После неё он плохо спит и писается в кровать.
– Кинул старик топор и отрубил старик медведю ногу, – продолжает Бабушка.
Он зажмуривает глаза, потому что дальше начинается самое ужасное.
– Идёт медведь на липовой ноге, приговаривает:
«Скырлы, скырлы, на липовой ноге,
на берёзовой клюке,
Все по сёлам спят,
По деревням спят,
Только баба не спит,
Мою шерсть прядёт,
Моё мясо варит».
Он ёрзает под одеялом, но оно крепко схватило, не убежишь. А Бабушка будто не замечает, как он мучается. Не хочется ему про липовую ногу. Бывают же другие медведи, почему бабушке нравится рассказывать про этого?
Он хнычет. Бабушка замолкает, отрываясь от бесконечной штопки. Игла, сновавшая туда-сюда, словно ловит свой хвост, замирает в пальцах.
– Чего тебе? – строго спрашивает Бабушка.
Он мотает головой по подушке, сжимает губы и хмурит брови. Бабушка вздыхает, кладёт руку ему на грудь и тянет:
– Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю,
Придёт серенький волчок,
И укусит за бочок.
И утащит во лесок
Под ракитовый кусток.
Рука тяжёлая, и от неё идёт жар. Жар согревает его косточки, проникает в кровь. В голове туманно, в ногах легко, руки выпрямляются, а пальцы вытягиваются так, что кажется, превратятся сейчас в птичьи крылья.
– А этот волчок, он злой? – сонно спрашивает он.
– Не злой, не добрый, просто голодный, – отвечает Бабушка. Тяжело поднимается с кровати, и панцирная сетка подкидывает его, маленького, лёгкого, с руками-крыльями, к потолку, где звезды-жучки расступаются и дают ему место в своих созвездиях.
Он засыпает. Ночью раздаётся тяжёлое дыхание, кто-то поднимается по лестнице. Слышен скрежет и царапанье. «Скырлы, скырлы. Где ты, старик? Где ты, старуха? Где моя нога? Не хочу на липовой ходить!». Медведь! Деревянные ступеньки визжат и стонут. Он кричит и просыпается. Смотрит в окно. За окном вечный туман – сейчас утренний, цвета густого молока, простынь мокрая. Он сползает с кровати, осторожно спускается на первый этаж в кухню. Ступеньки лениво и сонно поскрипывают. Бабушка кормит его завтраком и меняет белье.
– Иди поиграй на улицу, там тебя Товарищ заждался.
Он удивлённо смотрит на бабушку. Он не знал, что у него есть Товарищ, но раз Бабушка говорит, значит, есть.
Он выходит за ограду и вертит головой. На старой скамейке у забора сидит маленький мальчик. Брови его сведены у переносицы, уголки губ капризно опущены. «Товарищ», – догадывается он. У Товарища круглая голова и светлые редкие волосы. Увидев его, мальчик криво улыбается щербатым ртом. А ещё на них надеты одинаковые короткие штаны и майки.
– Бабушка сказала гулять так, чтобы Дом был виден, – объясняет он Товарищу и неуверенно замолкает.
– Ну-ну, – хмыкает тот.
Они разом оборачиваются на Дом, разглядывая строение из тёмных брёвен с множеством окошек разной величины, с чердаком, из которого глядит чьё-то лицо, с подвалом, куда никто не ходит, с многочисленными пристройками, где он никогда не бывал. Дом стар. Его толстые тёмные бревна повидали немало жильцов, похожих на него или совсем других. Возможно, и сейчас кто-то живёт в Доме, просто они не встречаются. Ведь взялся же откуда-то его Товарищ. Дом монолитен и вечен. Время ему не страшно. Бабушка рассказывает, что есть и другие Дома, но здесь, кроме их Дома, ничего нет.
Тень от Дома накрывает их, словно одеялом, и они стоят в этой тени, ощущая каждым напрягшимся волоском, как Дом давит, зовёт обратно.
– Давай в догонялки, – предлагает Товарищ, и он утвердительно кивает, не помня, не зная никаких правил. И они просто бегают, крича и сталкиваясь, словно птицы в грозовом небе. Устав, ложатся в траву и дремлют. От Дома они отошли совсем недалеко. И если повернуть голову, видно его огромную тень, которая лежит рядом. Она распласталась на траве, как и он с Товарищем, и её можно погладить по тёмному прохладному загривку, но почему-то не хочется. Он отдёргивает руку, кажется, тень хочет укусить.
– Теперь в прятки! – вскакивает Товарищ с мягкого ложа и дёргает его за руку. Приходится торопливо подниматься, отряхивая муравьёв и прилипшие сухие травинки. Хочется потянуться, растопырить пальцы, достать руками до серого неба, но Товарищ торопит: «Быстрей-быстрей!».
Товарищ поворачивается к нему спиной, закрывает ладонями глаза, и он бежит, не разбирая дороги, торопится, спотыкается, пока тот перебирает цифру за цифрой, хихикая и подбадривая. Дом тянется за ним, закрывая небо, готовый схватить, поймать, утащить в тесные комнатки, в маленькую жаркую кухню к ворчливой старухе, которая – «вместо матери». Он резко останавливается. В голове, словно мячик, качается, прыгает незнакомое слово, и он не понимает, что с ним делать.
– Вижу, вижу! – визжит это маленькое отродье, и он бежит, как никогда в жизни не бегал. Воздуха не хватает, приходится широко раскрывать рот и хватать его огромными глотками. Грудь поднимается, ноги начинают заплетаться, кажется, он сейчас умрёт навсегда, но тут земля под ним заканчивается, и он падает и катится вниз в бездну, к центру земли.
Он встаёт и оглядывается. Смотрит вверх. Земля раскололась, и образовалась глубокая яма. Овраг. Одна стена у него песчаная, вторая поросла травой. Из земляной стены торчат корни деревьев. Здесь сухо и так тихо, что слышно как колотится сердце. Под ногами – узкая тропа. «Как в могиле», – произносит голос в голове. Он трясёт головой. Не хочет он никаких чужих слов, никакого голоса.
Тело сковало страхом. Он стоит неподвижно, пытаясь на нюх, на вкус определить, куда попал. Высунув язык, лижет застоялый плотный воздух. Воздух на вкус как плесневелый хлеб. Он делает шаг и ощущает под ногами что-то мягкое. В овраге стоит полумрак, и ему приходится присесть на корточки. Дно оврага покрыто птицами. Они или мертвы, или спят. Птиц так много, что они лежат ковром. Раскинуты огромные крылья, глаза затянуты плёнкой, приоткрыты и защёлкнуты навечно клювы. Внезапно по ковру из птиц проходит рябь. Тела поднимаются и опадают, словно кто-то под ними дышит. Клювы и тела дрожат. Перья шуршат, словно их трогает ветер. Кто-то движется прямо на него. Тишина уже не абсолютна. Птицы приоткрывают глаза, изгибают свои тела в странном танце, будто бьются в конвульсиях. Вдруг одна из птиц поднимает голову и кричит, и тот, кто спрятался под ними, двигается, ползёт ещё быстрее. И тогда мальчик кричит тоже и начинает хвататься за выступающие корни, торчащие из стен. Карабкается, срывается и снова лезет вверх, вверх.
Когда он почти наверху, что-то холодное обвивает его ногу. Он деревенеет, боясь шелохнуться. Но схвативший отпускает его и с тихим шелестом катится в овраг. Раздаётся глухой удар, стон, и из оврага вырывается стая чёрных птиц. Они кричат на него, друг на друга и на весь мир. Не замолкая, они поднимаются все выше, закрывая небо. Наступает ночь. «Ночь – это стая чёрных птиц» – понимает он. Падает на четвереньки и, сгорбившись, словно жук, ползёт на ощупь, не видя дороги и почти не дыша. Ночная темнота поглотила тень от Дома, и он теперь никогда, никогда его не найдёт. «Отчаяние», – говорит голос в голове, и он начинает поскуливать от ужаса, тихонько, чтобы не услышал зверь в овраге и чтобы птицы не утащили, не заклевали его. Он такой крохотный в этом непонятном мире.
– Бабушка, – всхлипывает он и ползёт дальше, сдирая ладони и колени.
Когда доползает до Дома, начинает светать. Молочный туман занимает место тумана ночного. Дом встречает его своей тенью. Она тянется к нему, обнимая и успокаивая. Он встаёт, отряхивая ладони, и заходит внутрь. На тёплой кухне сидит Товарищ и пьёт чай. Бабушка накладывает ему варенье, и губы у него красные-красные.
– Я думал, ты умер, – удивляется Товарищ, и получает затрещину от Бабушки.
Он молча садится за стол и хмуро смотрит на обоих.
– Я чуть не умер, – сообщает он.
Бабушка гладит его по голове и наливает чай. Ставит на стол вазочку с черным вареньем, и он, попробовав его и облизав губы, сидит с черным ртом и смотрит на Товарища. Тот вылезает из-за стола, небрежно машет рукой и выскальзывает за дверь.
– Я чуть не умер, – повторяет он и смотрит на Бабушку.
Бабушка целует его в макушку, и становится тепло и спокойно. Он допивает чай. Бабушка греет воду и моет его в огромном металлическом тазу. Она льёт тёплую воду на его макушку, шепчет: «С гуся вода», и он фыркает, подставляя ладони под бегущие сверху струи. Вода брызжет на пол, и вокруг него уже целое море-океан. Бабушка намыливает его и рассказывает сказку про Колобка. Сказка очень смешная, и он смеётся, даже когда Лиса проглатывает Колобка. Ведь так случается со всеми хвастунами, разве нет?
Закутанного в полотенце Бабушка несёт его в кровать, и он лежит, раскинувшись и расслабленно размышляя, ждать ли сегодня сказку про медведя на липовой ноге или нет, но веки смыкаются, и он засыпает. Ночью он вздрагивает, напряжённо и встревожено вглядывается в темноту, вслушивается в звуки. Так и есть! Скрип да скрип, поднимается по лестнице Медведь, скрип да скрип, приближается к его кровати, и вот уже огромное, тяжёлое и жаркое падает на него. А он может только мычать и задыхаться, придавленный огромной тушей. Но неожиданно становится легче, чудовище рычит и, постукивая деревяшкой, убегает. А его руки и лицо облизывают торопливо и мокро. Это Волчок, прибежал из леса, из-под ракитового куста и спас его. Волчок тихонько покусывает его пальцы и ложится рядом с кроватью, и он знает: Волчок добрый, и сегодня они победили. Можно жить до утра, ни о чем не волнуясь.
Едва проснувшись, он размышляет, откуда берутся слова в его голове. Бабушка ничего не объясняет, лишь рассказывает свои сказки. Сказки тоже застревают в голове. Бабушка говорит, что он должен их знать назубок, потому что когда наступит конец всему, сказки – это все, что останется. Он не понимает, о чем она говорит, но слушать их ему нравится. Но сказки для него -это не слова, а картинки. Слова же, как боль в голове, как гвоздь, как нож, – уверен он.
Он направляется к небольшому дощатому строению, Бабушка называет его «Сарай». Входить туда запрещено, но « Я ведь чуть не умер», поэтому он разрешает себе. Сбрасывает металлический тяжёлый крюк и заходит внутрь. Сарай забит вещами, «от прежних жильцов»: деревянные кровати, рассохшиеся люльки, столы, табуретки и ещё много других вещей, которым он просто не знает названия. Он подходит к большому окну, которое почему-то стоит, прислонившись к стене, и видит там маленького мальчика. У мальчика большая голова и круглые удивлённые глаза. Сначала он думает, что в Сарай пробрался его Товарищ, но волосы у того светлые, а у этого – тёмные, хотя зубов тоже не хватает. Он подходит ближе и понимает, что это он сам. Он машет отражению рукой, но оно идёт волнами, становится мутным, и вот уже ничего не разобрать. И он понимает, что вечный туман, который закрывает небо, пробрался и сюда. Он идёт по узкому пыльному проходу, рассматривая одежду, книги, игрушки. В узких полосах света, льющегося из щелей, мерцают пылинки, как звёздочки, тропка зовёт его дальше и дальше, подбрасывая новые интересные вещи. Он вертит головой, но скоро голова падает на грудь, веки тяжелеют, а ноги от усталости отказываются идти дальше. Он опускается на земляной пол, скручивается гусеничкой и смыкает глаза.
Во сне он плавает в густом киселе. Тот такой же непроницаемый, как ночной туман. И звуки сквозь него доносятся глухие, невнятные: «Бу-бу-бу». Он с трудом размыкает губы, спрашивая: «Где я?», но чей-то сухой и твёрдый палец больно бьёт его по губам, и он в испуге замолкает. В этом сне нет ничего, только туман и вечная немота. Он в ужасе просыпается. Он дома, в своей кровати, рядом сидит Бабушка и смотрит на него.
– Я где-то был, – рассказывает он ей, – плавал в тумане, словно в воде.
– Говорила в Сарай не ходить, зачем ослушался? – ворчит Бабушка.
Он молчит и смотрит в белый потолок. Сейчас там затишье. Жучки собрались и ушли. Забрали свои созвездия. Никто больше не шушукается, не секретничает. А Бабушка уже новую сказку рассказывает. Про Репку. Эта Репка жила в земле, а потом решила выбраться наружу белый свет посмотреть. Но такая она выросла большая и толстая, что сама вылезти не смогла, кликнула старика. Дед тянул, потом бабка помогала. Потом поняли, что и Жучку нужно звать, и кота с сеновала приглашать, а уж как до Мыши дошло, дед рассердился: «Она у меня зерно таскала, морковь грызла, теперь мне идти ей в ножки кланяться?». Но пошёл. Он представил, как дед стоит возле мышиной норы, мнёт в руках шапку, хмурится, идет в дом, возвращается и только после зовёт Мышь. Да не просто «Мышь», а по имени отчеству. Интересно, Мышь сразу пошла или ещё покочевряжилась? Но с Мышью все пошло как надо. А уж Репка-то как настрадалась! Он представляет, как Репка ворочается, ждёт, чтобы ее вытащили, может, плачет даже. И даже не догадывается, какие страсти кипят из-за неё наверху! Потом все садятся чай пить. Это ведь самое главное: после всех мук идти чай пить с вареньем. А с красным или черным, каждый выбирает по вкусу.
В эту ночь он спит спокойно. «Как мертвый». Ни Медведь, ни Волчок к нему не приходят.
На следующее утро он стоит во дворе, задрав голову и разглядывая небо. Его обдувает свежий ветерок и издалека доносится сладкий аромат цветущих деревьев. В сказках на небе бывает Луна, Звезды, Солнышко. Здесь только туман. Он прищуривает глаза, так что остаются только узкие щёлочки, и смотрит, не моргая. И вот что-то блеснуло в вышине! Он доволен: сказки не врут.
– Эй! – слышит он и оборачивается.
Товарищ пришёл. Он хмурится, но Товарищ зовёт его, машет зазывно маленькой ладошкой: «Хочешь, покажу что-то чудесное?», и он сдаётся. Злость на него испаряется, улетает ввысь, к белому туману.
– Пошли, – тащит его за собой Товарищ. И он снисходительно идёт. Чем его можно удивить? Он уже всё видел.
Они заходят за Дом, и он понимает, что никогда здесь не был. Здесь нет нависшей тени, а ещё на этой стороне Дома нет окон. Ни одного. Сплошная стена из плотно подогнанных вечных брёвен. Повсюду рассыпан жёлтый песок. Он упирается в стену из тумана и согрет невидимым солнышком. По нему приятно ходить босиком. Они садятся, перебирая песок, просеивая его сквозь пальцы. Песчинки блестят в волосах и скрипят на зубах. Они оставляют на песке отпечатки своих босых ступней и ладоней, насыпают из песка горы и холмы. Втыкают травинки, кору, сухие веточки. Получается Дом.
Они умеют строить только Дома.
Он так увлекается, что не сразу замечает, что играет в одиночестве. Сначала он не обращает на это внимания, потом удивляется, встаёт, и, оглядевшись вокруг, понимает, что рядом никого нет. Товарищ снова обманул, бросил на этом пустыре. После него остались только рисунки: круги, звезды с кривыми лучами, птицы с длинными клювами. Он плетётся вдоль стены Дома, но стена и не думает заканчиваться. Он разворачивается и идет в противоположную сторону. Потом бежит, долго, очень долго. Потом падает на песок, лежит, смотрит на небо, ожидая, что снова увидит блеск звёзд. Снова бежит. Он не знает, что ещё можно сделать. Когда силы иссякают, он садится на разогретый песок, прижимается спиной к пахнущей смолой и теплым деревом стене, закрывает лицо руками и тихонько плачет.
Становится темно, пропадают звуки. Но вот рядом раздаются шаги, и кто-то жаркий громко дышит в лицо. Он открывает глаза. Это Волчок пришёл спасти его. Огромный, лохматый, с длинными лапами и пушистым хвостом. У него ярко-зелёные глаза, большие уши и очень мокрый нос. Волчок слизывает слезы шершавым языком. И он сразу успокаивается и доверчиво обнимает Волчка за шею.
Они медленно бредут по тропе, которая так и не привела его к Дому. Он приникает к своему спасителю, вдыхает его запах, целует, ощущая на губах мягкую шерсть. Прижимается к его сильному телу, слушая «тук-тук» его сердца. Маленькими шажками они доходят до дверей Дома.
Он смотрит вверх. Дом все так же пугает своими скрытыми тайнами, но теперь тень его кажется родной и близкой, и он понимает, что ему не хватало её все эти долгие часы.
Волчок горячо облизывает ему лицо и убегает, помахивая хвостом. Бабушка, молча, гладит его по голове, ему хочется сказать: «Я опять чуть не умер», но он не делает этого, а только крепче прижимается к ней.
Ночь выдаётся глухой и немой. Он ворочается, просит то пить, то есть. С утра он уже устал и долго лежит и хнычет, пока, наконец, не приходит Бабушка и не вытаскивает его из кровати. Она включает ледяную воду и жёсткой мочалкой растирает все его тело. Под кожей просыпаются и начинают суетиться жучки, зубы стучат друг о друга, но становится легче, и он ощущает себя живым. Он улыбается Бабушке, но та не отвечает ему.
Он берет её лицо в свои ладони и заглядывает в глаза. Бабушка отворачивается, но не выдерживает, и их взгляды встречаются. Глаза у Бабушки словно промыты ледяной водой, они блестят, и капельки воды спрятались в уголках глаз. Он тонет в её глазах и вдруг начинает испытывать непонятное беспокойство. Бабушка кормит его завтраком, а перед прогулкой так крепко обнимает, что трещат косточки. Она долго держит его в жадных объятиях. В носу у него булькает, а в глазах щиплет. Наконец Бабушка отпускает его.
– Не забывай мои сказки, – говорит она, – помни меня.
От её слов становится ещё грустнее.
Он кивает головой и тащится на улицу. А там так ярко, что захватывает дух! Солнечные лучи, наконец, разбили вечный туман. Они прикасаются к коже, согревают её, и ледяные жучки тают, превращаясь в солёный пот.
На улице пустынно и тихо, он бредёт, разглядывая и удивляясь всему, что увидит. Когда солнца не было, трава и деревья выглядели тусклыми, словно запылёнными, а сейчас он видит их яркие краски. Ему кажется, что он плывёт в бескрайнем море, то, погружаясь в глубину, то выныривая на поверхность. Ему настолько спокойно и радостно, что он слышит, как поёт его сердце. Он начинает подпевать, погружаясь в своё счастье, и не замечает как рядом с ним, переступая бесшумно лапами, идёт серый Волчок. Волчок толкает его носом в бок. Он смеётся, доверчиво обнимает зверя и, не размыкая объятий, они идут вперёд по едва видимой тропе.
Он начинает задрёмывать, и они останавливаются. Волчок высвобождается из кольца рук и толкает его носом в спину. Свет по-прежнему льётся с небес, только в области живота сжимается комок, становится тоскливо. Хоть вой. Под кожей снова зашевелились жучки. Он хочет вернуться в Дом и умоляюще смотрит на Волчка. Но тот скалится и глухо рычит. И он понимает, что дальше по тропе придётся идти одному. Он идёт, постоянно оглядываясь. Волчок, нагнув голову и широко расставив лапы, наблюдает за ним. Каждый шаг даётся с трудом. Ноги тяжелеют, а руки висят, словно неживые. Вдруг он слышит за собой торопливые шаги, оборачивается и видит Волчка. Появляется надежда, что можно вернуться и снова будет все, как прежде: Бабушка, Дом, сказки, друг и защитник Волчок. Волчок подходит близко-близко, заглядывает в глаза, словно заныривая в их глубину, и неожиданно прикусывает кожу. На предплечье полумесяцем набухает волчий подарок. Он хочет закричать, но вдруг понимает – это памятка. Он сжимает губы, чтобы не заплакать, обхватывает ноющее плечо и тащится дальше. Он знает, куда идти. Вот и овраг. Сейчас он пуст, ни птиц, ни чудовищ. Обречённо глядя вниз, он стоит, думая о Бабушке, о том, в какой из её сказок он будет искать утешение. Сильный удар в спину выбивает воздух из его груди. Охнув, он летит вниз, и овраг раскрывает ему свои объятия. Поднявшись, он задирает голову, и на краю оврага видит своего Товарища. Тот хмуро смотрит на него, потом резко разворачивается и уходит. И он понимает: наверх дороги нет. Он бредёт по оврагу, падая, спотыкаясь о корни и камни, и вдруг слышит: «Скырлы, скырлы». «Попался», – вспыхивает в голове. Звук нарастает, становится громче. Медведь ждёт его на тропе, впился маленькими глазками ему в лицо. Одна лапа у него живая и теплая, с огромными кривыми когтями, вторая – обычная деревяшка. «Липовая». Медведь утробно рычит, пена летит с губ. Язык красен, словно медведь ел красное бабушкино варенье. Зверь растёт, увеличивается в размерах, и он понимает, что бежать бесполезно. Он прижимает ладонь к волчьему укусу, ощущая, как тот даёт ему силу и уверенность, и зажмуривает глаза. Медведь раскрывает огромную, красную, пышущую жаром пасть, хватает его, маленького и лёгкого, закидывает в глотку и проглатывает, как Лиса Колобка.
С криком он летит по огромному и жаркому тоннелю. Он уже готов умереть, как вдруг тоннель заканчивается. Он выскальзывает, падает и оказывается в ярко освещённом месте. Свет режет глаза, пугает. Здесь кто-то есть.
– Поздравляю. У вас мальчик.
Белый свет холоден и обманчив, он лезет в рот и нос. Рук и ног он не чувствует, кажется, их и нет вовсе, и его тоже нет, а место, куда он попал, страшнее оврага, страшнее Медведя на липовой ноге. И поднатужившись, он кричит: «Бабушка! Волчок! Я не хочу. Заберите меня отсюда!».
Он слышит громкие возгласы и смех, но не понимает ни слова.
Его берут на руки, обнимают, и тихий голос течёт, словно бабушкина песня. Он затихает и с любопытством вслушивается. Глаза закрываются, и он засыпает. Что-то сладкое льётся в его гортань, проникая во все уголки тела, согревая душу, смывая память.
Сытый и успокоенный он лежит и ощущает всем своим новым телом, не заросшим мозжечком, новорождённым сердцем, как много любви и ласки в интонациях певучего женского голоса. Его начинают тихонько укачивать, и уже удаляясь от реальности, он слышит:
Баю-баюшки – баю,
Не ложися на краю,
Придёт серенький волчок,
И укусит за бочок,
И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
С каждым звуком, с каждым пропетым словом, волна тоски заливает его с головы до ног. Она льётся через уши и нос, стучит каплями в зрачки, с каждым вдохом он погружается в неё глубже и глубже. Тонет. Умирает. Понимает, что былое не вернуть, и ему остались только сказки и песни. И он плачет, плачет, захлёбываясь в этой тоске, и никак не может остановиться.
________________________________________________________________________________
каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.
По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале
Разбирала я тут на днях семейный архив и нашла пожелтевшие странички неоконченной сказки, написанной 45 лет назад. Автор достиг максимума в своей карьере, защитил докторскую, стал профессором, но сейчас его нет с нами. Позволю себе опубликовать эту сказку сейчас, в новогодние каникулы.
Все ссылки на УК и УПК соответствуют тому времени. Все герои и события, а также место происшествия – вымышленные.
Сергеев, ты почему не работаешь?
(самая настоящая сказка)
Глава первая
Случилось так, что все, кто находился в 11 часов 32 минуты в помещении N-ского отделения, в нарушение всех законов физики и правил перевозки людей и багажа оказались на необитаемом острове. То, что остров необитаем, все решили с самого начала, но потом выяснилось, что, к великому сожалению, мы ошиблись.
Я не берусь как-то объяснить это чудовищное событие, у меня это до сих пор в сознании не укладывается. Не могу также полностью присоединиться к убеждению Гархипкина, который до настоящего времени уверен, будто причиной всему моя разболтанность. Короче, выводов делать я не собираюсь, а просто правдиво и честно опишу все, пусть решают потомки, правда это или выдумка…
Итак, в 11 часов 32 минуты все, кто был в стенах управления, вместе с этими стенами и всем казенным барахлом, начиная с бланков протоколов и кончая шофером Григорьичем вместе с тарантасом, оказались на острове где-то в зоне тропиков. А в помещении в это время были замначальника Гархипкин, его зам зама Кузнечиков, следователь Сладков, завканцелярией Романова, курьер Мякишева, шофер Кравченко, он же Григорьич, девушка, которую в это время допрашивал Сладков; сидевший в кабинете Гархипкина, а, может, стоявший, работник ЛОМ на станции N капитан Бондарь и я. Всего девять человек.
Первым чудесную смену климата уловил успевший опохмелиться Григорьич. Он тосковал, глядя в окно. И когда на месте гаража возникла пальма, а вдалеке заголубел океан, Григорьич пожалел, что пьянствовал вторую неделю.
«Сейчас черти появятся», – уверенно подумал он.
Чертей не было, а буйная растительность не исчезала.
«Пойду проветрюсь», – сказал себе Григорьич и вышел.
Его тарантас стоял на месте, но не замызганном асфальте, а среди высокой и сочной травы, на тряпичной крыше лежал откуда-то упавший кокосовый орех.
«Все, – подумал Григорьич, – отправят лечиться».
Он пальцем потрогал кокос, понюхал его, а затем залез в машину и, вцепившись в баранку, притих.
Вскоре из здания вышел замначальника Гархипкин. Думая о чем-то своем, он устроился в машине рядом с перепуганным Григорьичем и сказал:
– В управление!
Григорьич ошалело посмотрел на начальника, и скупая мужская слеза скатилась по синюшным щекам.
«Будет мне второй выговор, – пронеслось в его мозгу. – Как мне доехать до управления среди этих чертовых пальм?»
Тем временем Гархипкин, успевший оглядеться вокруг и знавший, что вчера он не пил, понял, что пальмы существуют не только в голове преданного шофера. Он вылез из машины и, раздвигая руками африканскую растительность, стал обходить отделение вокруг. Осталось именно отделение: пять кабинетов и коридор. Больше ничего не было – ни остальных отделов, ни гаражей, ни его собственного дома с квартирой на третьем этаже. Большие ярко окрашенные птицы шумно летали над головой представителя закона, гудел океан, бросая мягкие волны на чистый прибрежный песок. В голове Гархипкина, никогда не бывавшего в Малороссии, вертелось: «Це дело трэба разжувати».
Пока Гархипкин совершал обход, пытаясь переварить случившееся, потрясенные борцы за укрепление законности вывалили на крыльцо. Я стоял среди плотной кучки людей, вдыхая воздух, наполненный морской влагой и запахами джунглей. Через лобовое стекло тарантаса сверкали безумные глаза Григорьича. Подошел, снимая с плеч лианы, Лаврентьич (так за глаза называли замначальника).
– Всех прошу в мой кабинет, – произнес он.
Часа три мы все высказывали свои мысли по поводу случившегося, но ничего толком не придумали. Заключительное слово сказал Лаврентьевич:
– Я уверен, что это явление временное. Все встанет на свои места, поэтому ничего не должно меняться. Все должно остаться по-прежнему. Разговоров теперь хватит, все идут по своим местам и работают.
Глава вторая
К вечеру, к глубокому изумлению Гархипкина, ничего не изменилось. В 6 часов 12 минут Николай Иванович Кузнечиков продефилировал мимо канцелярии, вышел за порог и быстро исчез в джунглях. Капитан милиции Бондарь, оправившись после потрясения, деловито рвал с деревьев апельсины и совершенно хладнокровно поедал их, разбрасывая вокруг кожуру. Григорьич не вылезал из тарантаса. Девушка, которую допрашивал Сладков, плакала на крыльце. Добрая Егоровна утешала ее, обещая завтра показать живого крокодила.
Быстро спускалась ночь. Ярко горели звезды, да волчьим светом блистали в ночи Григорьичевы глаза.
Из кладовки выволокли двуствольное ружье и патронташ.
Завканцелярий Люба отпечатала график дежурств, Гархипкин подписал его, и, оказавшийся в списке первым Бондарь с двустволкой в руках встал на крыльце, зорко всматриваясь в темноту.
Ночь была светлой. Вскоре к зданию подошла внушительных размеров обезьяна, посмотрела на милицейскую форму Бондаря и убралась восвояси. С громким криком из джунглей прибежал Николай Иванович Кузнечиков. Его шевелюра развевалась в ночи, как флаг.
Гархипкин не сомкнул глаз всю ночь. Каждые полчаса он вставал и шел проверять посты.
«Главное – бдительность, – размышлял он, – а потом все встанет на места».
На крыльце Бондарь разговаривал со Сладковым. Бондарь рассказывал:
– Эта обезьяна ничего страшного не сделает, постоит да уйдет. Она уже раз приходила…
Гархипкин в это время как раз подошел к ним. Он все слышал и затаил про Бондаря плохое чувство.
«Вот где твоя сущность проявилась, – думал он о Бондаре, – не успели оказаться на острове, он уже меня обезьяной окрестил. Завтра он у меня поплачет!»
Я напрасно пытался уснуть, хотя устроил себе великолепную постель из сдвинутых стульев. За стенами кричала дикая птица, ей вторил из своего тарантаса Григорьич. Женский пол затаился в канцелярии, кто-то из них плакал. Из кабинета зам зама доносился дробный лязг зубов, прерываемый короткими стонами.
Глава третья
Рассвело. Яркие краски проступили вокруг, начисто убивая желание работать. Движение внутри заметно оживилось. Я и Сладков шлялись по кабинетам, Бондарь спал в дверях, обняв двустволку как женщину. Гархипкин что-то сосредоточенно писал.
Второй день начался более спокойно, чем кончился первый. Все несколько привыкли к новой жизни. В канцелярии застучала пишущая машинка, Егоровна подметала пол. Девушка поглядывала на Сладкова.
Ровно в девять часов курьер пригласила всех в кабинет начальника. Григорьича ввели под руки. Я подумал, что скоро, наверное, его придется связывать.
С большой речью выступил тов. Гархипкин. Он вкратце повторил сказанное вчера, что все это – явление временное, долго пилил до конца не проснувшегося Бондаря за плохую профилактику преступлений среди подростков.
Время от времени Николай Лаврентьевич тоскливо смотрел на безмолвные телефоны, снимал трубки, дул в них. Он чувствовал себя без телефонов круглой сиротой. Неимоверным усилием воли он заставил себя перебороть желание куда-нибудь позвонить и закончил свое выступление довольно оптимистично:
– Короче, товарищи, мы должны ориентироваться в трех направлениях: первое – устройство временной жизни в этой местности, второе – налаживание контактов с местными органами власти. Сергеев, перестань смеяться, у тебя через два дня истекает срок по делу. Я вот посмотрю, где ты будешь его продлевать. И наконец, третье направление, и самое главное, – это работа, работа и еще раз работа! Я не допущу, чтобы сроки по делам нарушались. Кстати, Сладков, ты возбуди дело и по данному факту, ну и по факту того, что мы здесь. Возбуди по 206-й, там видно будет. Учти, по хулиганству месячный срок. Поручи вон Бондарю, пусть устанавливает виновных. Это ему не обезьяной обзываться. Теперь слушайте мой приказ № 23 от такого-то такого-то: в силу сложившейся обстановки в целях установления места нахождения N-ского отделения приказываю: курьеру Мякишевой и завканцелярией Романовой выйти к морю и пойти в разные стороны по берегу. Если в определенной точке они встретятся, считать нашим местонахождением остров. Если не встретятся, значит – материк. Выход Мякишевой и Романовой назначить на 14 часов 30 минут. Завканцелярией выписать командировочные удостоверения и выдать аванс как в сельской местности, без взимания страхового сбора. Шоферу Кравченко содержать в исправном виде автомобиль. Возложить обязанности по добыванию пищи на следователя Сладкова, дела Сладкова для окончания передать Сергееву. Зам зама Кузнечикову наладить контакт с местными властями, Бондарю – обеспечение безопасность членов коллектива. Чрезвычайные полномочия возложить на замначальника Гархипкина, ответственность за его действия – на следователя Сергеева. Решить вопрос о дальнейшей судьбе девушки, которую вызвал Сладков. Ты, Сладков, по-милицейски работаешь. Вот ты ее вызвал, оторвал от работы, она теперь без дела болтается. Распишитесь все, что ознакомлены с приказом. Теперь так: Сергеев, иди работай, Кузнечикову и Сладкову разведать окружающую местность и доложить. Все свободны.
Я собрал кипу дел и уплелся в кабинет. Какое-то сомнение насчет приказа грызло мою душу. Как-то жаль было Мякишеву, да и Романову тоже. Под веселое щебетание гигантских птиц я вынес постановление о возбуждении дела по факту совершения неустановленными лицами исключительно циничного хулиганства, в результате которого отделение лишилось возможности осуществлять возложенные на него обязанности, составил карточку, затолкал ее в бутылку, написал сверху: «Город N, ххх», и, добравшись по золотому песку до океана, далеко забросил в воду.
Вернувшись, долго слышал стенания Николая Лаврентьевича, который некстати вспомнил, что сегодня исполком, где ему выступать. Судорожными движениями он хватался за телефонную трубку, тряс ее так, словно хотел вытрясти из телефона его электронную душу. Не ко времени попался я ему на глаза. Среди всей суматохи товарищ Гархипкин не забыл, что я третьего дня задержал одного субчика.
– Ну что, – спросил он, – будем арестовывать? Веди его сюда, я сам с ним побеседую, погляжу на него. Что? А это уж твое дело, где ты его возьмешь. Без личной беседы никаких арестов. Все, иди.
С полным равнодушием я вынес постановление об освобождении из КПЗ, также засунул в бутылку, написал: «N, ххх, Чипизубову». И забросил вслед за карточкой в бушующие волны океана. От нечего делать (товарищ Гархипкин категорически запретил выходить в рабочее время) я еще раз допросил девушку, которую вызвал Сладков.
В обеденный перерыв все вышли на свежий воздух. Бондарь, как сфинкс, стоял с двустволкой на крыльце. Сладков и Кузнечиков еще не вернулись из разведки. Григорьич медленно приходил в себя, жалкое подобие улыбки бродило на его бледных устах. Солнце стояло прямо над головой, жара была невыносимая. В джунглях отовсюду слышались возбужденные голоса, раздавался треск разбиваемых кокосовых орехов: мы питались. Бананы, мандарины и апельсины были поблизости в изобилии. Кокосовые орехи падали систематически. Николай Лаврентьевич, забыв про исполком, с помощью палки, взятой в правую руку, усердно сбивал апельсины и складывал в кучку. Затем помыл руки в роднике и принялся за трапезу, складывая шкурки в расстеленную газету «N-ский рабочий».
Девушка плескалась в океане. На душе было темно.
Через томительных полчаса все собрались на берегу. Курьер Мякишева и завканцелярией Романова стояли в центре бледные, с котомками за плечами, сжимая в руках командировочные удостоверения, с подлинной подписью и печатью. В графе «»ель командировки» находчивая рука Николая Лаврентьевича начертала: «Географические изыскания». Прощание было недолгим, и вскоре согбенные спины слабого пола исчезли в голубой дали.
Товарищ Гархипкин сделал отметку в плане работы: Мякишева и Романова приступили к исполнению возложенных на них обязанностей. Девушка также была пристроена. Минуту подумав, Николай Лаврентьевич издал приказ № 24, в котором принял временно на должность курьера и по совместительству завканцелярией вызванную Сладковым девушку. Еще немного поколебавшись, дописал: «С оплатой по штатному расписанию». На просьбу девушки об авансе разрешил взять два кокосовых ореха сверх нормы, а для себя сделал заметку, что необходимо составить опись имеющихся продуктов и строго придерживаться рациона.
Продолжение следует.