Итальянская сказка

Вот что рассказывают, вот что пересказывают в наших краях. 
В селении Кальтанисетта жил молодой пастух, по имени Мартино. Носил он всегда заплатанную куртку из грубого сукна, рваные башмаки, старую войлочную шляпу, а через плечо — холщовую сумку. «Э, — скажете вы, — зачем нам слушать про такого бедняка. Мы их и без ваших россказней видели немало, да и у самих в карманах монеты не часто бренчат». Так-то оно так, да ведь Мартино был красив, как ясное солнце на голубом небе. Даже, может, красивее. Потому что на солнце и взглянуть больно, а на Мартино смотри, сколько хочешь, пока самому не надоест. Надо ещё добавить, что Мартино к тому же лучше всех умел играть на пастушьей дудочке и звонче всех пел песни. 
Мартино нанимался в пастухи то в одном селении, то в другом. И повсюду девушки умирали от любви к нему, парни — завидовали, а старики ласково улыбались. Вот Мартино и загордился. 
Шёл он однажды из одной деревни в другую и присел отдохнуть на большом камне посреди полянки. Задумался, вынул из сумы дудочку и заиграл песенку. Услышала эту песенку лесная фея, и захотелось ей посмотреть, кто так хорошо играет. С маргаритки на клевер, с клевера на колокольчик, с колокольчика на гвоздичку — ведь феи порхают, как мотыльки, — добежала она до полянки. 
— Ах, какой ты счастливый! — воскликнула фея, увидев Мартино. — Всякий, кто услышит тебя, — заслушается, всякий, кто взглянет, — залюбуется. 
— Да что ты! Я самый несчастный человек на свете! Чтобы люди могли посмотреть на меня, мне приходится бродить, словно бездомной собаке, от деревни к деревне. А ведь я стою того, чтобы люди сами сбегались подивиться на меня. С такой красотой мне бы статуей быть. Тогда бы я стал счастливым! 
— Ну, так я сделаю тебя счастливым. Мне это совсем нетрудно. 
Тут фея дотронулась до Мартино своей волшебной палочкой. В тот же миг юноша превратился в прекрасную золотую статую. И войлочная его шляпа стала золотой, и заплатанная куртка, и ольховая дудочка. Золотым сделался даже камень, на котором сидел Мартино. 
Фея захлопала в маленькие ладошки, радостно засмеялась и убежала — с гвоздички на колокольчик, с колокольчика на клевер, с клевера на маргаритку, а там и совсем скрылась в лесной чаще. А золотой пастух остался сидеть посреди полянки на золотом камне. 
Исполнилось желание Мартино. Из ближних и дальних сёл приходили люди полюбоваться на него. По вечерам на полянке собирались парни и девушки. Иногда они пели, иногда кто-нибудь из парней принимался играть на скрипке, а все остальные плясали. 
Только Мартино оставался недвижным. А как ему хотелось петь и плясать со всеми вместе! Он пытался поднести дудочку к губам, но золотая рука не слушалась его. Пробовал запеть, но из золотого горла не вылетало ни звука. Собирался сплясать с какой-нибудь красоткой, но золотые ноги не отрывались от золотого камня… Даже крикнуть от горя он не мог, даже заплакать, потому что слёзы не вытекали из-под тяжёлых золотых век. 
Так проходили день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Ровно через три года на полянку — с цветка на цветок, с травинки на травинку — прибежала фея. 
— Вот сидит счастливый пастух, — сказала фея. — Он получил всё, что хотел. Скажи мне, ты счастлив теперь? Да? 
Статуя молчала. 
— Ах, — воскликнула фея, — я и забыла, что ты не можешь ответить! Не сердись, я на минуточку сделаю тебя снова живым человеком. 
Фея коснулась золотого пастуха своей волшебной палочкой. И только она это сделала, Мартино соскочил с камня и бросился бежать вместе со своей ольховой дудочкой и холщовой сумкой. 
— Постой! Постой! — кричала удивлённая фея. 
Но чем звонче она кричала, тем быстрее мелькали рваные башмаки бедняги Мартино.

Норвежская баллада

Мать сказала дочке своей:
  — Ти-лиллиль моя гора —
«Молоко течет из твоих грудей».
  Они играли на горном лугу,

«Я на пирушке веселой была,
Медом рубашку свою залила».

«Одно с другим смешать нелегко,
Мед золотист, бело молоко».

«Тайну скрывать нет больше сил,
Эльфов король меня соблазнил».

«Знаю, сокровищ у эльфов не счесть.
Сколько он отдал за девичью честь?»

«Дал мне шелковую рубашку,
Сносила ее в работе тяжкой.

Дал мне туфли с серебряной пряжкой,
Сносила их в работе тяжкой.

Арфу из золота дал про запас,
Чтобы позвала в нелегкий час».

Запели струны, как полночь пробила.
Проснулась в лесу нечистая сила.

Струны арфы запели снова,
Эльф поднялся с ложа лесного.

Струны запели в третий раз,
Эльфов король отдает приказ:

«Быстро седлайте гнедого коня,
Керсти кличет на помощь меня».

Эльфов король ко двору подъезжает,
Керсти его на пороге встречает.

«Знаю, проведала тайну мать.
Что, не смогла обо мне промолчать?

В шкатулку клади побольше колец,
Я увезу тебя в горный дворец».

Конь у эльфа не очень был скорый,
Пришлось подбодрить его острой шпорой.

Конь над пропастью быстро скачет,
Керсти молчит и горестно плачет.

Конь по глубокой долине бредет,
Эльфов король беззаботно поет:

«Керсти, Керсти! Не надо грустить,
Будешь в дворце золотом моем жить».

Вот и гора — королевский дворец,
Царства начало и света конец.

Дети ведут свою мать на луга,
Бросают ей под ноги жемчуга.

Эльф обернулся к дочке своей:
«Матери чашу забвенья налей!

Налей золотистого вина,
Брось в него три волшебных зерна».

Дочка тонкая, как былинка,
С чашей, танцуя, прошлась по тропинке.

«Где родилась, где тебя кормили,
Где твои девичьи платья кроили?»

«Я из Норвегии, там и кормили,
Там мои девичьи платья кроили».

Керсти первый глоток отпила,
Забыла, откуда и родом была.

«Где родилась, где тебя кормили,
Где твои девичьи платья кроили?

«В горе родилась, меня эльфы кормили,
В горе мои девичьи платья кроили.

В горе родилась, здесь буду жить,
  — Ти-лиллиль, моя гора —
Хочу королевой эльфов быть.
  Они играли на горном лугу.

Шведская баллада

Покуда этот мир стоит,
Не смолкнут тяжкие стоны,
И будут горе горевать
Девицы и честные жены.
Здесь спит юный рыцарь.

Поехал я служить королю,
На небе сияла зорька.
Отец мне дал коня и седло,
А мать зарыдала горько.

Я встретил двух молодых девиц,
На вид проворных и смелых,
И каждая чашу из серебра
В руках держала белых.

Одна помогла сойти с коня,
Не смущаясь нимало,
Другая улыбнулась мне
И по щеке потрепала.

Они с почетом ввели меня в дом,
Какой — не помню толком.
Как поле мака, сиял потолок,
Затянутый алым шелком.

Я пиво пил и мясо ел,
И все мы пили и ели.
Когда же был окончен пир,
Меня подвели к постели.

В тяжелых муках родовых
Там эльфиха извивалась.
Но в этот миг пропел петух,
И сердце ее разорвалось.

А если бы петух не пропел,
Я с горькой бы долей спознался,
Не вышел бы я из черной горы,
У эльфов бы я остался.
Здесь спит юный рыцарь.

Шведская баллада

Улов к заутрене спешит,
— Ветер стих, выпал снег —
Невиданный свет впереди горит.
Улов вернется, когда распустится лист.

По склону едет он вперед
И видит эльфов хоровод.

Эльфы лесные танцуют в ряд,
Волосы падают до пят.

Принцесса эльфов машет рукой:
«Улов, иди танцевать со мной!»

«С тобой танцевать не стану я,
Мне не велит невеста моя».

«Если не станешь танцевать,
Будешь ты горе горевать».

«Нельзя танцевать мне с тобой вдвоем,
Завтра свадьба в доме моем».

«Улов, недуги пойдут за тобой,
Станут они твоей судьбой».

Улов коня повернул назад,
Недуги за Уловом спешат.

Улов к матери едет своей,
Мать ожидает его у дверей.

«Мой милый сын, ты бледен, как мел.
Скажи, отчего ты побледнел?»

«Задумался я и чуть не погиб,
О дерево конь меня ушиб.

Готовь мне постель поскорее, мать,
Я лягу, чтобы больше не встать».

«Мой сын, не время для скорбных речей,
Мы завтра пируем на свадьбе твоей».

«Какой бы ни был день в году,
К невесте моей я не приду».

Как только рассвело вокруг,
Пришло за невестой семь подруг.

Невеста глаза па них подняла:
«Зачем звонят колокола?»

«Таков обычай на острове тут,
Так парни девушек зовут».

Невеста к Улову едет на двор,
Ведет со свекровью разговор.

«Добрый день, дорогая свекровь,
Где мой жених, моя любовь?»

«Любит охоту мой резвый сын,
Он за оленем уехал один».

«Разве дороже ему олень,
Чем невеста и свадебный день?

Он мой жених, и я не пойму,
Разве олень дороже ему?»

«Не скрою я Улова судьбу,
Увы, он мертв и лежит в гробу».

За красный полог невеста зашла
И мертвого Улова нашла.

Из-за полога вышла она,
Молчалива и смертно бледна.

Был мертвый один, а стало три
В доме Улова до зари.

Невеста недолго прожила,
— Ветер стих, выпал снег —
За нею от горя мать умерла.
Улов вернется, когда распустится лист.

Господин и слуга

Ирландская сказка

Билли Мак Дэниел, наверное, тоже был когда-то молодым и подавал надежды: лихо отплясывал на святом празднике, мог запросто осушить пинту или две, умел ловко работать дубинкой. Боялся он только одного — а вдруг нечего будет выпить? И заботился лишь об одном — кто заплатит за выпивку? И не думал ни о чем, кроме веселья.
Пьян он был или трезв, у него всегда находилось крепкое словцо и меткий удар — кстати, лучший способ завязывать и кончать спор.
Плохо только, что боялся, заботился и думал этот самый Билли Мак Дэниел лишь об одном, а потому попал в дурную компанию. И уж будьте уверены, нет ничего хуже хороших людей, попавших в дурную компанию!
Так случилось, что в одну ясную, морозную ночь, вскоре после рождества, Билли возвращался домой один. Светила круглая луна. И хотя стояла такая ночь, о какой можно только мечтать, он совсем продрог.
— Право слово, — стуча зубами, говорил он, — глоток доброго вина не помешал бы погибающему от холода человеку. Я бы не отказался сейчас даже от целой кружки лучшего вина!
— Что ж, дважды тебе не придется просить, Билли! — сказал маленький человечек в красной треуголке, обшитой золотым галуном, и с большущими серебряными пряжками на башмаках, такими огромными, что казалось просто чудом, как он мог передвигаться в них.
И он протянул Билли стаканище с себя ростом, наполненный таким прекрасным вином, какое вряд ли вам удавалось видеть или пробовать.
— За ваши успехи, мой маленький дружок! — сказал Билли Мак Дэниел, нисколько не смутившись, хотя прекрасно знал, что человечек принадлежал к нечистым. — За ваше здоровье! И почтеннейше благодарю. Эка важность, кто платит за выпивку. — Он подхватил стакан и осушил его до дна одним глотком.
— Успехи так успехи, — сказал человечек. — И я сердечно рад тебя видеть, Билли. Только не думай, что тебе удастся провести и меня, как других. Доставай, доставай свой кошелек! Расплачивайся по-джентльменски.
— Что? Я должен тебе платить? — возмутился Билли. — Да я могу взять и засунуть тебя к себе в карман, как какую-нибудь смородину.
— Билли Мак Дэниел, — сказал маленький человечек, очень рассердившись, — ты будешь моим слугой семь лет и один день! Вот как мы с тобой поквитаемся. Так что готовься следовать за мной.
Услышав это, Билли уже начал жалеть, что так дерзко разговаривал с человечком, и, сам не зная отчего, вдруг почувствовал, что должен всюду следовать за ним. Целую ночь напролет без единой передышки он шагал за ним вверх и вниз, через изгороди и канавы, по болотам и зарослям. А когда начало светать, человечек обернулся к Билли и сказал:
— Сейчас ты можешь отправляться домой, но берегись, Билли, если посмеешь не явиться сегодня вечером на крепостной вал. Только попробуй, вот увидишь, тебе же хуже придется! А будешь мне хорошим слугой, и я тебе буду добрым хозяином.
Билли Мак Дэниел отправился домой. И хотя он устал и вконец измучился, он так и не сомкнул глаз, все думая о человечке. Однако он побоялся не выполнить его приказания и к вечеру поднялся и отправился на крепостной вал. Только он туда добрался, как маленький человечек подошел к нему и сказал:
— Сегодня ночью, Билли, я собираюсь совершить длинное путешествие. Так что оседлай-ка мне коня. Для себя тоже можешь взять скакуна, ты поедешь со мной, а то после вчерашней ночной прогулки небось устал. Читать далее →

Нокграфтонская легенда

Ирландская сказка

В плодородной долине Эхерлоу у самого подножия хмурых Голтийских гор жил некогда один бедный человек. На спине у него был такой большущий горб, что казалось, будто ему на плечи посадили другого человека. А голова у него была такая тяжелая, что, когда он сидел, подбородок его покоился на коленях, как на подпорке. Крестьяне даже робели при встрече с ним в каком-нибудь уединенном месте. И хотя бедняга был безобидным и невинным, как младенец, выглядел он таким уродом, что его с трудом можно было принять за человека, так что даже некоторые дурные люди рассказывали про него всякие небылицы.
Говорили, будто он хорошо разбирается в травах и умеет ворожить. Но что он действительно хорошо умел делать, это плести из соломы и тростника шляпы да корзины. Этим он и зарабатывал себе на жизнь.
Лисий Хвост — так прозвали его, потому что он прикалывал к своей соломенной шляпе веточку «волшебной шапочки», или лисохвоста, — всегда получал лишний пенни по сравнению с другими за свои корзины, и, может, именно поэтому некоторые завистники рассказывали про него всякие небылицы.
Как бы там ни было, а в один прекрасный вечер возвращался он из городишка Кахир по направлению в Каппаг, и, так как коротышка Лисий Хвост шел очень медленно — ведь на спине у него был большущий горб, — уже совсем стемнело, когда он добрел до старого Нокграфтонского холма, расположенного по правую сторону от дороги.
Он устал и измучился, а тащиться надо было еще очень далеко, всю бы ночь пришлось шагать, — просто в отчаяние можно было прийти от одной мысли об этом. Вот он и присел у подножия холма отдохнуть и с грустью взглянул на луну.
Вскоре до его слуха донеслись нестройные звуки какой-то дикой мелодии. Коротышка Лисий Хвост прислушался и подумал, что никогда прежде не доводилось ему слышать столь восхитительной музыки. Она звучала как хор из нескольких голосов, причем один голос так странно сливался с другим, что казалось, будто поет всего один голос, и, однако же, все голоса тянули разные звуки. Слова песни были такие:

Да Луан, Да Морт,
Да Луан, Да Морт,
Да Луан, Да Морт.
Понедельник, Вторник,
Понедельник, Вторник,
Понедельник, Вторник.

Затем коротенькая пауза, и опять сначала все та же мелодия.
Лисий Хвост затаил дыхание, боясь пропустить хоть одну ноту, и внимательно слушал. Теперь он уже явственно различал, что пение доносилось из холма, и, хотя вначале музыка так очаровала его, постепенно ему надоело слушать подряд все одну и ту же песню без всяких изменений.
И вот, воспользовавшись паузой, когда Да Луан, Да Морт прозвучало три раза, он подхватил мелодию и допел ее со словами:

Агуш Да Дардиин.
И Среда.

И так он продолжал подпевать голосам из холма — Понедельник, Вторник, а когда снова наступала пауза, опять заканчивал мелодию со словами: «И Среда».
Эльфы Нокграфтонского холма — а ведь это была песня эльфов — пришли просто в восторг, когда услышали добавление к своей песенке. И тут же решили пригласить к себе простого смертного, который настолько превзошел их в музыкальном искусстве. И вот коротышка Лисий Хвост с быстротою вихря слетел к ним.
Восхитительная картина открылась его глазам, когда он, подобно легкой пушинке в кружащемся вихре, спустился внутрь холма под звуки дивной музыки, лившейся в такт его движению. Ему воздали величайшие почести, так как сочли его лучшим из лучших музыкантов, и оказали сердечный прием, и предлагали все, что только ему угодно, окружили его заботливыми слугами — словом, так за ним ухаживали, точно он был первым человеком в стране.
Вскоре Лисий Хвост увидел, как из толпы эльфов вышла вперед большая процессия, и, хотя приняли его здесь очень любезно, ему все же сделалось как-то жутко. Но вот от процессии отделилась одна фея, подошла к нему и молвила:

Лисий Хвост! Лисий Хвост!
Слово твое — к слову,
Песня твоя — к месту,
И сам ты — ко двору.
Гляди на себя ликуя, а не скорбя:
Был горб, и не стало горба. Читать далее →

Поле ромашек

Ирландская сказка

В один солнечный денек — то был не простой денек, а праздник, самый любимый в Ирландии весенний праздник — Благовещенье — вдоль живой изгороди по солнечной тропинке прохаживался молодой паренек. Звали его Том Фитцпатрик. Гуляя по полю, он вдруг услышал негромкое тук-тук, тук-тук, где-то у самой земли за изгородью.
«Неужели каменка щелкает? — подумал Том. — Для нее будто бы рановато!»
И Тому захотелось взглянуть на раннюю пташку, чтобы своими глазами убедиться, правильно он угадал или нет. Вот он подкрался на цыпочках к изгороди, раздвинул кусты и… И увидел, но только не пташку, а огромнейший, прямо с ведро, бурый глиняный кувшин.
Однако самое удивительное было другое: рядом с кувшином сидел маленький-премаленький, совсем крошечный старичок. На нем был замусоленный, затасканный кожаный фартук, а на голове красовалась маленькая треуголка.
У Тома на глазах старичок вытащил из-под себя деревянную скамеечку, встал на нее и маленьким кувшинчиком зачерпнул в большом кувшине, потом поставил полный кувшинчик рядом со скамеечкой, а сам сел на землю возле большого кувшина и начал прибивать каблук к башмаку из грубой коричневой кожи — тук-тук, тук-тук.
Это и было то самое «тук-тук», что услышал Том.
«Силы небесные! — воскликнул про себя Том. — Лёпрекон! Ей-ей, лепрекон! Слыхать-то я про них слыхал, но вот не думал, что они на самом деле встречаются!»
Вы уж, наверное, догадались, что Том имел в виду веселого эльфа-сапожника, которого в Ирландии называют лепрекон. Но самое интересное, что лепреконы умеют шить башмак только на одну ногу — или на правую, или на левую, — так, во всяком случае, о них говорят.
«Мне удача! — подумал Том. — Только теперь нельзя с него глаз спускать, а не то он исчезнет, словно его и не бывало».
И Том подкрался к лепрекону поближе тихо-тихо, словно кошка к мышке, а сам глаз с него не спускал.
— Бог в помощь, соседушка, — сказал он, а сам уж руку протянул к маленькому сапожнику.
— Спасибо на добром слове, — ответил лепрекон, поглядев на Тома.
— Вот только дивлюсь я, чего это вы в праздник работаете! — говорит Том.
— Это уж мое дело, — отвечает старикашка. Читать далее →

Чайлд Роланд

Английская сказка

Три принца вечером в саду
Играли в мяч. Да на беду
К ним вышла Эллен, их сестра.
«Лови!» — ей крикнул младший принц,
Но мяч за церковь улетел,
За ним принцесса Эллен вслед.
Проходит час, потом другой.
Ночь на дворе. Принцессы нет.

«Иду ее искать!» — Чайлд Роланд говорит.
С ним братья. Ногу в стремя, конь хрипит.
Сил не жалея,
Поскакали во все концы земли.

Но год прошел, и два прошли —
Принцессы так и не нашли.

И тогда старший брат отправился к знаменитому волшебнику Мерлину, рассказал ему обо всем что случилось, и спросил, не знает ли он, где леди Эллен.
— Прекрасную леди Эллен, наверное, унесли феи, — ответил Мерлин. — Ведь она нарушила священный обычай — обошла церковь против солнца! И теперь она в Темной Башне короля эльфов. Только самый храбрый из рыцарей может освободить ее.
— Я освобожу ее или погибну! — сказал старший брат.
— Что ж, попытай счастья, — ответил волшебник. — Только горе тому, кто отважится на это без доброго совета!
Но старшего брата не испугала угроза. Он все равно решил отыскать сестру и попросил волшебника помочь ему. Мерлин научил юношу, что ему следует делать в дороге, а чего не следует. И старший брат леди Эллен отправился в страну фей, а двое младших и королева-мать остались ждать его дома.

Проходит год, проходят два —
От брата нет вестей.
На сердце боль, в душе тоска.
Где ж избавление от злых страстей? Читать далее →

Улав и Кари

Норвежская баллада

Восемь лет жил Улав с женой
— Не подходи так близко —
Вдали от матери родной.
На лугу танцует любимая.

На девятый отправился в путь,
Чтобы к матери заглянуть.

«Расскажи мне, сын дорогой,
Как живется тебе с женой?»

«Так мила мне моя жена,
Как чарка доброго вина.

Так жену я свою люблю,
Как будто я всегда в хмелю».

«Верхом вчера я видела Кари,
Эльфы лесные вокруг танцевали.

Белый медведь вместо коня
Вез ее среди ясного дня.

Читать далее →

Перехитрить боуги

Английская сказка

Как-то эльф-боуги заявил свои права на поле, до тех пор принадлежавшее одному фермеру, и после долгих споров они договорились поровну поделить между собой урожай. Во время посева фермер спрашивает боуги, какую часть урожая он хочет, «вершки или корешки». «Корешки», – сказал эльф; услышав это, хитрый фермер засеял поле пшеницей, чтобы, собрав урожай, получить зерно, а бедняжке боуги пришлось бы довольствоваться стерней. На следующий год боуги, понявший, что с корешками промахнулся, выбрал вершки, а коварный фермер засеял поле репой и снова перехитрил жадного простака. Устав от такого неприбыльного фермерства, боуги согласился решить вопрос о праве на землю в соревновании по косьбе: кто быстрее скосит свою часть, тому и будет принадлежать земля. Накануне соревнования осторожный фермер достал железные прутья и воткнул в траву там, где должен был косить его противник, и, когда началось соревнование, ничего не подозревающий боуги обнаружил, что его коса все время натыкается на преграды, которые он счел особо твердым сортом щавеля. «Очень твердый тут щавель! – воскликнул он. – Ужасно твердый щавель!» Его коса так затупилась, что ему пришлось остановиться, а как всегда оговаривается в таких случаях, ни одному из соревнующихся нельзя затачивать свой инструмент, если этого не делает другой. Эльф в отчаянии обращается к далеко ушедшему вперед сопернику:
– Когда ты собираешься отдохнуть, приятель?
– Отдохнуть? – с притворным удивлением ответил фермер. – Ну, может, в полдень.
– Тогда, – сказал отчаявшийся боуги, – я потерял свою землю!
С этими словами он исчез, а на землю сообразительного фермера больше никогда и никто не посягал.