Смысл рассказа заколдованное место

Известный русский писатель И. Бунин много лет провел за границей. Но это не помешало писателю создать великолепные произведения, принесшие мировую известность. Среди них и рассказ «Кавказ», поражающий реалистичностью и драматизмом. Несмотря на то, что «Кавказ» Бунина включен в школьную программу, смысл сюжета сложен для понимания даже взрослым людям. Анализ произведения поможет разобраться, какой в рассказе «Кавказ» смысл повествования не только школьникам, но и интересующимся творчеством Бунина.

Краткое содержание

Место действия рассказа – дореволюционная Россия. События начинаются в Москве, а затем переносятся на черноморское побережье Кавказа.

Проанализировать смысл произведения «Кавказ» будет проще после описания событий сюжета.

Главных героев трое. Рассказ ведется от первого лица – мужчины, приехавшего в Москву для встречи с любимой женщиной.

Женщина замужем, поэтому любовники встречаются тайком. Придя на очередную встречу к герою, дама выглядит испуганной. Причиной испуга стали подозрения мужа-офицера в неверности. Даме кажется, что муж следит за ней, но она все равно готова рисковать, даже ценой жизни.

Интересно! За основу сюжета Бунин взял историю из собственной жизни. Некоторое время автор тайно встречался с замужней дамой, но была ли это случайная интрижка либо настоящее чувство – неизвестно.

Чтобы побыть подольше вместе любовники придумывают дерзкий план – уехать на Кавказ. Женщине удается уговорить мужа отпустить ее на юг. На случай, если муж решит поехать вслед за любовниками, героиня оставляет два ложных адреса – в Геленджике и Гаграх.

Любовники отправляются в Сочи, остановившись в Геленджике и Гаграх лишь для отправки оттуда открыток мужу.

Как и предполагала героиня, муж ринулся вслед за супругой на Кавказ. Не найдя жену в указанных ею местах, офицер приезжает в Сочи.

На следующий день пребывания на курорте муж кончает жизнь самоубийством, выстрелив в висок из револьвера.

Объяснение сюжета

Несмотря на то, что произведение Бунина небольшое, в рассказе «Кавказ» смысл сюжета довольно глубок и многогранен. Автор не называет имен героев, так как история могла приключиться с кем угодно.

В рассказе Кавказ смысл поступков героев следует рассматривать, исходя из исторических реалий того времени. Светское общество, которому принадлежали герои, диктовало свои правила жизни. Развод для женщины считался позором. Возможно, героиня не решалась уйти от мужа, чтобы не быть отвергнутой обществом. Для мужа также превыше всего была репутация в обществе. Но ради сохранения чести офицера герой предпочел покончить с собой, чем играть роль обманутого мужа.

Читая произведение Бунина «Кавказ» некоторые читатели задумываются о смысле названия. Автор не случайно так назвал рассказ. Кавказ – не просто место действия. Он символизирует силу чувств героев. Недаром красочная природа Кавказа, теплая, солнечная южная погода противопоставляются серым будням в холодной, сырой Москве.

Промозглая московская погода является символом ушедших чувств. Тогда как южное лето характеризует страсть. Но погода Кавказа обманчива. Зной, изнуряющая жара сменяют тепло и накаляют страсти, заставляя обманутого мужа потерять рассудок и застрелиться.

В рассказе писатель раскрывает несколько важных тем:

• любви;
• смысла жизни;
• ревности;
• супружеской неверности.

На заметку! Главный смысл произведения – нравственный выбор героев. Предательство, измена приводят к трагедии. Это заставляет задуматься о сущности любви. Что такое настоящая любовь, может ли она быть преступной? Автор не дает ответа на вопросы, предлагая читателям самостоятельно поразмышлять об этом.

В чем суть концовки

Рассказ заканчивается смертью обманутого мужа. Писатель не показывает, что предшествовало трагическому событию. Но становится понятно, что муж убедился в своих подозрениях.

Будучи офицером и благородным человеком, герой не стал мстить любовникам. Но, видимо, ноша был столь тяжела для него, что мужчина решил добровольно уйти из жизни.

Являются ли последние строки информацией, полученной женой от полиции либо это просто постскриптум автора – неизвестно. Это не столь важно, так как не влияет на смысл финала рассказа «Кавказ».

Трагическая концовка показывает, что любовь иногда несет не только счастье, но и разрушение. Влюбленные часто поступают эгоистично, не думая о других людях. Это и приводит к трагедии, описанной Буниным.

История могла закончиться не так трагически, если бы героиня честно призналась во всем мужу. Нужно бережно относиться к чувствам близких людей. Таким образом в финале раскрывается основной смысл, заложенный Буниным в сюжет рассказа «Кавказ». Несчастье другого человека не может принести счастья. Неизвестно, как сложится судьба героев дальше. Ясно лишь одно – даже если они останутся вместе, между ними будет стоять смерть обманутого мужа.

Рассказ Бунина заставляет задуматься о ценности брака и ответственности перед близкими людьми. Связав жизнь с другим человеком, нужно быть готовым к тому, что любой поступок отражается на спутнике жизни. Поэтому следует осторожно принимать какие-либо решения, учитывая чувства другого человека.

Беглец

Микропересказ : Мать оставила сына на ночь в сельской больнице. Ночью умер один из пациентов, мальчик испугался, убежал, долго блуждал вокруг больницы и потерял сознание от страха на крыльце докторского дома.

Дорога в больницу была долгой. Пашка с матерью шёл то по скошенному полю, то по осеннему лесу.

Пашка Галактионов — деревенский мальчик, семь лет, неграмотный, трусливый, давно болеет

Добравшись до больницы, он долго ждал в сырых сенях, когда откроют дверь, а потом дожидался своей очереди в приёмной, полной больных. Пашка молча разглядывал людей, и многое казалось ему странным и смешным, например, парень, прыгавший на одной ноге как воробей. Наконец, мать подвела Пашку к фельдшеру, чтобы записаться на приём к доктору.

Пришёл доктор Иван Николаевич.

Иван Николаевич — доктор, строгий и сердитый, к мальчику относится по-доброму и кажется ему весёлым

Вскоре вызвали и Пашку. Доктор осмотрел его локоть и долго ругал Пашкину мать за то, что та «сгноила парню руку». Оказалось, у Пашки болезнь сустава и нужна операция. Доктор дружески хлопнул мальчика по плечу и предложил остаться в больнице на ночь, пообещав показать ему живую лисицу, сводить в гости, наловить чижей и накупить леденцов на ярмарке.

Пашка подумал, что весёлый Иван Николаевич скучает и рад компании, на ярмарке мальчик никогда не был, поэтому решил остаться. Мальчика уложили на настоящую кровать с чистым бельём, подушками и серым одеялом. Пашка «решил, что доктору живётся очень недурно».

Фельдшерица принесла Пашке одежду — рубаху, штаны и серый халатик. Одевшись, мальчик подумал, «что в таком костюме недурно было бы пройтись по деревне». Он представил, с какой завистью глядели бы на него знакомые ребята.

Затем принесли сытный обед — щи с мясом, жаркое с картофелем и много хлеба. Жареное мясо Пашка ел впервые и пытался растянуть удовольствие, а хлеб съел весь, не догадавшись оставить кусок к вечернему чаю.

Наевшись, мальчик пошёл прогуляться. В соседней палате он увидел человека, который мерно кивал и махал рукой. Сначала Пашке это показалось смешным, но потом, вглядевшись в лицо человека, он понял, что тот очень болен, и ему стало жутко.

Вернувшись к себе, Пашка стал дожидаться доктора, чтобы идти ловить чижей или ехать на ярмарку, но тот всё не шёл. За окнами стемнело, мальчик начал вспомнил о доме и маме, ему стало грустно и он незаметно уснул.

Разбудила Пашку возня в соседней палате. Там умер пациент, весь день лежавший с резиновым пузырём на голове. Мальчик испугался и бросился вон из больницы.

Ему удалось найти выход. Он обежал больницу, наткнулся на кладбище, испугался ещё больше и бросился назад. Пробегая мимо больничных строений, обезумевший от страха Пашка увидел ярко освещённое окно, рядом с которым было высокое крыльцо и дверь с белой дощечкой.

Взбежав на крыльцо, Пашка увидел в окне доктора, засмеялся от счастья, протянул к нему руки и без чувств упал на ступеньки. Очнувшись, Пашка увидел, что уже светло, и услышал знакомый голос Ивана Николаевича — тот добродушно ругал беглеца и говорил, что «бить его некому».

Что скажете о пересказе?

Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.

Школьное чтиво

Чему учит рассказ «Беглец»
Рассказ учит пользе знаний, учения. Учит мужественно переносить невзгоды. Учит везде находить приятное. Учит быть смелым и решительным. Учит сочувствию и состраданию.

Отзыв на рассказ «Беглец»
Мне понравился этот рассказ, но я так и не поняла, что случилось с Пашкой дальше. Вылечили ему руку или нет. Мне понятен страх маленького мальчика, впервые оказавшегося в одиночестве среди чужих людей. Но бежать было глупо, тем более не зная дороги. Мне кажется, что доктор искренне хочет помочь мальчику, и если и называет его дураком, то ласково.

Пословицы к рассказу «Беглец»
Больной от могилы бежит, а здоровый в могилу бежит.
Застарелую болезнь лечить трудно.
Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.
Больной лечись, а здоровый берегись.
От себя не убежишь и от судьбы не скроешься.

Читать краткое содержание, краткий пересказ рассказа «Беглец»
Процедура оказалась длинной. Пашка с матерью долго шел по полю, потом два часа ждал в сенях, пока откроют двери и успел даже вздремнуть.
Наконец двери раскрылись, и Пашка вошел в приемную Там сидели больные и Пашка увидел много смешного для себя. Например, подпрыгивающего на одной ноге парня он назвал воробьем.
Но вот фельдшер стал записывать больных и Пашка узнал, что ему семь лет, что он неграмотный, и его зовут Павел Галактионович.
Вышел доктор, который сразу назвал дураком подпрыгивающего парня, который должен был прийти еще в понедельник. Потом доктор стал вызывать больных. Дошла очередь и до Пашки.
Мать сказала, что у Пашки болячка на руке, и доктор велел Пашке раздеться. Пашка заревел, а доктор стал ругать мать, говоря, что она сгноила мальчику руку.
Потом доктор о чем-то надолго задумался и объявил, что Пашке надо остаться в больнице. Он пообещал мальчику половить чижей, показать живую лисицу. А потом велел фельдшерице отвести Пашку наверх.
Доктор был такой добрый и веселый, что Пашка решил уважить его, и позволил отвести себя наверх. Там его поместили в палату и Пашке понравилась его кровать. Кроме Пашки в палате находился только один старик, который постоянно кашлял. Через открытую дверь была видна другая палата.
Пашке принесли новую одежду и он с удовольствием оделся. Потом Пашку накормили. Сперва он поел щей с мясом, потом принесли жаркое, которое Пашка ел впервые в жизни.
Поев, Пашка пошел погулять по больнице и посмотрел на разных больных. Потом лег на кровать и стал ждать доктора, чтобы идти ловить чижей. Доктора долго не было. Стемнело и Пашка задремал.
Проснулся он от тихого шепота. Из соседней палаты выносили умершего. Пашка закричал от ужаса и бросился бежать. Он ткнулся в одну палату, в другую, спустился по лестнице и выбежал на улицу. Не разбирая дороги он забежал за сарай, но потом вернулся к больнице и попытался обогнуть ее с другой стороны. Там он увидел кресты могил. Пашка снова закричал и побежал к флигелю, где ярко горело окно.
В окне он увидел доброго доктора, который читал книжку, и уже забежал на крыльцо, когда неведомая сила сжала ему дыхание и ударила по ногам.
Очнулся Пашка утром и услышал тот самый голос, который обещал ему чижей и лисицу. Голос называл его дураком и говорил, что бить его некому.

Краткое содержание Чехов Беглец

Мать ведет своего сына Пашу к доктору. Дорога в больницу была долгой и запоминающейся для мальчишки. Пашка с матерью долго ждали своей очереди. Наконец назвали их фамилию, это было для них обоих неожиданно. Впервые в том странном месте мальчик узнал свое полное имя и фамилию – Павел Галактионов. В кабинете мама Пашки начала рассказывать о том, что его беспокоит больной локоть.

Тут мальчик увидел тазик с кровью и расплакался от страха, пытаясь взглядом попросить маму, чтобы та не рассказывала никому о том, что он лил слезы у доктора. Врач долго осматривал локоть «с болячкой», а после осмотра сказал, что рука теперь пропала. Обрушился на мать парнишки с обвинениями. Он ругал ее за то, что она долго не приводила Пашу и запустила больной локоть. После всего доктор сказал, что оставляет Павла в больнице, на лечение, и пообещал, что покажет ему настоящую лису и сводит на ярмарку. Парнишка был не против, тем более ему не хотелось отказывать доктору, он ему понравился.

Пока Паша шел по длинным коридорам и закоулкам больничного отделения, успел прочувствовать атмосферу больницы, разглядеть каждую мелочь. Мальчику очень приглянулась его кровать в палате и одеяло. В палате имелось три кровати. Больных было всего двое, один старик, мучающийся кашлем и сам Паша.

Мальчишку переодели медсестры и начали кормить. Увидев хорошую пищу, мальчик подумал про себя, что доктор живет очень хорошо. Мальчик старался есть как можно дольше, растягивать это удовольствие. Тут же принесли второе. Паша в первый раз пробовал жареное мясо.

После обеда Павел отправился гулять по больнице. Его поразил вид других больных. Они были некрасивы и выглядели очень несчастными.

Ночью в палате мальчика умирает старик. Паша проснулся от сильных шорохов, это выносили мертвого другие больные. Мальчик побежал в другую палату, где увидел ошарашенных смертью людей. Паша в ужасе и слезах бегал из палаты в палату. Наконец мальчик нашел выход и выбежал во двор. Ему хотелось только одного – сбежать. В поиске дома матери, он наткнулся на могилы. Вскоре мальчик увидел окно со светом, а в нем доктора. Это очень обрадовало его и успокоило. Доктор, смеясь, подшутил над парнишкой, назвав его дураком, которого надо бы наказывать.
У мальчика тяжелая доля, но он сам пока этого не понимает до конца. В судьбе таких детей должны быть добрые люди, которые смогут поддержать и успокоить.

Главная мысль

Иногда поддержка заключается в обмане, которое идет на благо.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Чехов. Все произведения

Беглец. Картинка к рассказу

Сейчас читают

История романа начинается с повествования о жизни Урсуса, это был достаточно многогранным человеком. Путешествовал Урсус По всей Англии в компании с волком, которого звали Гомо, и имели они достаточно бедные пожитки.

События, изложенные в романе, переносят читателя в столицу Португалии — Лиссабон. Идет 1942 год, вторая мировая война в самом разгаре. Нацисты, пришедшие к власти в Германии, преследуют представителей национальных меньшинств

Однажды Денискиному папе стало плохо. Пришел врач, осмотрел больного и сказал, что это всего лишь небольшая простуда. Но настоятельно рекомендовал ему бросить курить, так как уже слышен шум в сердце.

Однажды, ослик Мафин прогуливался по своему огороду. За грядкой с огурцами он наткнулся на большого паука. У насекомого были огромные грустные глаза. Ослик поначалу испугался

Жили в городе Крутояре на Днепре князь Чурил и его княгиня Наталья. Построил князь для жены большой дом, очень красивый, с высоким крыльцом. Дом стоял посередине города, который был тоже красивым и разноцветным

Завершаем изучение рассказа «Господин из Сан-Франциско»

1. Из этой статьи выписать в тетрадь главное.

В этом рассказе очень много аллегорий, ассоциаций и символов. Корабль

«Атлантида» выступает как символ цивилизации; сам господин — символ буржуазного благополучия общества, где люди вкусно едят, изысканно одеваются и не заботятся об окружающем мире. Он их не интересует. Они живут в обществе, как в футляре, закрытом навсегда для людей другого круга. Корабль символизирует эту оболочку, море — весь остальной мир, бушующий, но никак не касающийся героя и ему подобных. А рядом, в этой же оболочке,— люди, управляющие кораблём, работающие в поте лица у гигантской топки, которую автор называет девятым кругом ада.

В этом рассказе много библейских аллегорий. Трюм корабля можно сравнить

с преисподней. Автор намекает на то, что господин из Сан-Франциско продал

душу за земные блага и теперь расплачивается за это смертью. Символичен в рассказе образ огромного, как утёс, Дьявола, который является символом надвигающейся катастрофы, своеобразным предупреждением человечеству. Символично в рассказе и то, что после смерти богача веселье продолжается, абсолютно ничего не изменилось. Корабль плывёт в обратном направлении, только уже с теломбогача в ящике из-под содовой, а бальная музыка гремит опять «среди бешеной

вьюги, проносившейся над гудевшим, как погребальная месса… океаном».

— «Господин из Сан-Франциско» — это Влияние научно-технического прогресса на человека

безымянного американского дельца, который всю жизнь успешно делал деньги

и, наконец решив отдохнуть, отправился в круиз с женой и дочерью. Находясь на Капри, герой скоропостижно умирает. Центральная метафора рассказа, появляющаяся как в начале, так и в финале рассказа,— это описание парохода «Атлантида», который отвозит героя в Италию, а затем его тело назад в Америку. Пароход — последнее слово техники — является моделью человеческого общества.

На верхних этажах размеренно протекает жизнь богатых. Привлекает внимание

изобилие неопределённо-личных предложений, занимающих почти страницу:

«вставали рано, пили кофе, делали гимнастику…». Особенности синтаксиса подчёркивают обезличенность, ненатуральность тех, кто считает себя хозяевами

жизни. Имён нет… Это искусственный рай, где есть свет, тепло и музыка. А есть и ад — трюмы корабля, похожие на преисподнюю. Верх — это роскошь, низ —нищета, а между ними пропасть непонимания…

2. Сопоставьте две характеристики рассказа — критика А. Б. Дермана и писателя Ю. К. Олеши. Какая позиция вам ближе? Ответить на вопрос письменно. Развернуто.

А) «Более десяти лет отделяет нас от конца творчества Чехова, и за этот срок,

если исключить то, что было обнародовано после смерти Л. Н. Толстого, не появлялось на русском языке художественного произведения, равного по силе и значению рассказу «Господин из Сан-Франциско». Художник недву смысленно

намекает на то, что необходимо прежде всего помнить про неизбежность конца

и затем сообщать жизни тот смысл, который не может быть смертью уничтожен.

Эта идея — чисто религиозно-нравственная, воплощённая в форму, где социальная несправедливость проявляется нравственной тупостью, а нрав ственная

тупость ведёт с неизбежностью к бессмысленной гибели религиозного существования — характерная для толстовского миропонимания схема, усвоенная, по

крайней мере, в разбираемом рассказе Бунина.

В чём же эволюционировал художник? В масштабе своего чувства. Его нелюбовь к американцу не заключает в себе и тени раздражения, и она необычайно (и плодотворно) раздвинута. С какой-то торжественной и праведной печалью

художник нарисовал крупный образ громадного зла,— образ греха, в котором

протекает жизнь современного гордого человека со старым сердцем, и читатель

чувствует здесь не только законность, но и справедливость и красоту самой авторской холодности к своему герою… Замечателен в целом стиль рассказа, мерная, металлическая музыка этих безукоризненных, строго наполненных фраз,

точно глубокого ритма раскачивающихся гулких колоколов, одновременно богатство и целомудрие слов, без единого лишнего и без единого недостающего»

(А. Б. Дерман).

Б) «Нужно ли такое обилие красок, как у Бунина? «Господин из Сан-Франциско» просто подавляет красками, от них становится тягостно. Каждая в отдельности, разумеется, великолепна, однако, когда читаешь этот рассказ, получается такое впечатление, будто присутствуешь на некоем сеансе, где демонстрируется какое-то исключительное умение — в данном случае определять

предметы. В рассказе, кроме развития темы и высказывания мыслей, ещё происходит нечто не имеющее прямого отношения к рассказу — вот именно этот самый сеанс называния красок. Это снижает достоинство рассказа. Его рассуждения о душе, сливающейся с бесконечностью, или в этом роде, кажутся иногда

просто глупыми. Пресловутый «Господин из Сан-Франциско» — беспросветен,

краски в нём нагромождены до тошноты. Критика буржуазного мира? Не думаю. Собственный страх смерти, зависть к молодым и богатым, какое-то даже

лакейство» (Ю. К. Олеша).

Вывод по рассказу. (вам информация для сочинения)

Кульминацией рассказа является неожиданная смерть главного героя.

В её внезапности заложен глубочайший философский смысл. Мы видим, что

пир жизни на борту «Атлантиды» подобен пиру во время чумы. Тень возмездия,

воплощённая не только в образе Дьявола, но и в разгуле стихии за бортом корабля, незримо витает над этим пиром. В финале рассказа чувствуется трагический накал: в залитом светом салоне уже иные «хозяева жизни» пытаются веселиться, но о хрупкости их мира, о тщете их усилий напоминает просмолённый гроб, стоящий глубоко в трюме,— символ конца, обречённости мира, охваченного войной. Мысль о неминуемой катастрофе приобретает окончательную завершённость, становится страшным пророчеством, которое во многом сбылось в XX в. Автору важно было подчеркнуть мысль о ничтожности могущества человека перед лицом одинакового для всех смертного итога. Оказалось, что всё накопленное господином не имеет никакого значения перед вечным законом, которому подчинены все без исключения. Очевидно, смысл жизни не в приобретении богатства, а в чём-то ином, не поддающемся денежной оценке или эстетской мудрости.

3. Литературная викторина «Возвращаясь к прочитанному…» Закончите фразу.

ПРОВЕРОЧНАЯ РАБОТА.

• Как построен сюжет рассказа? Сюжет рассказа построен на..

• Какие образы в рассказе имеют символическое значение?

• Где расположено основное место действия рассказа?

• Какой приём использует автор для изображения разделения общества?

• Как зовут главного героя?

• Когда герой начинает меняться?

• Как к господину относятся люди после его смерти?

• Назовите эпизодических героев рассказа.

• Какой образ в рассказе является обобщающим?

• Как первоначально назывался рассказ?

• В чём заключался пафос рассказа?

ИТОГО: Мне надо прислать конспект, ответ на вопрос, тест. Тогда изучение этого произведения для вас закончится.

Р.S.

Рассказ ПОДОЙДЕТ В КАЧЕСТВЕ АГРУМЕНТАЦИИ К НАПРАВЛЕНИям ИС «ЦИВИЛИЗАЦИЯ…» И «ПУТЕШЕСТВИЕ»

Например, на вопрос про цивилизацию.. благо или зло. Влияние научно-технического прогресса на человека. Можно ответить Пароход — последнее слово техники — является моделью человеческого общества…

На вопрос, почему люди путешествуют, тоже здесь есть ответ. Это история последнего путешествия человека.

Кроме того, для аргументации к сочинению в ЕГЭ . Это проблемы жизни и смерти, несправедливости в обществе, денег, богатства, истинных ценностей, духовности.

О Юрии Витальевиче Мамлееве можно сказать очень многое. Я поделюсь своими отдельными впечатлениями, замечаниями, мыслями, заведомо отказываясь от какой бы то ни было попытки системного взгляда на эту грандиозную фигуру русской культуры, русской мысли, русской философии и русской литературы.

Для меня Юрий Мамлеев предстаёт в двух обличиях.

Есть Мамлеев, который был для меня источником колоссального метафизического вдохновения. Тот, кто всё во мне изменил, всё вывернул наизнанку. Как в шаманской инициации, когда духи вытаскивают внутренние органы посвящаемого, скелет делят на отдельные составляющие, вываривают в котле, а потом составляют заново. Как правило, в такой новой композиции возрождённого после инициации неофита, у него в теле недостаёт какой-то детали, а что-то является лишним. Например, иногда вместо ключицы вставляют медную пластину. Или не хватает ребра. Или появляется дополнительный сустав. Нечто подобное произошло со мной, когда я впервые прочитал произведения Мамлеева. Меня как будто духи сварили и восстановили заново. И что-то в моей конституции оказалось лишним, а чего-то уже не было. Во всяком случае, я перестал быть таким, каким был до знакомства с Мамлеевым.

Этот «первый» Мамлеев пришёл ко мне в виде текстов. Сначала в виде «Шатунов», которых издали мои друзья Сергей Жигалкин, Игорь Дудинский в самом начале 80-х. В книге было предисловие Игоря Дудинского, которое называлось «Письмо молодому интеллектуалу». И оно начиналось так: «Дорогой Саша…» И дальше Дудинский, как представитель южинского круга, мамлеевского салона, того, что иногда называют «шизоидной» культурой 60-х–70-х, описывал своё посвящение «Шатунов» новому поколению — в моём лице. От лица южинцев он обращался в моём лице ко всем тем, кто не застал период мамлеевского салона, но кто примкнул на следующем этапе, когда Юрий Витальевич уже давно был в эмиграции… И превратился в миф! Любые рассказы о Мамлееве от людей, которые его знали, которые участвовали в том периоде жизни, воспринимались как чистая мифология. Наверное, приблизительно так древние греки передавали события Троянской войны или путешествия Одиссея. Как Мамлеев шёл по улице, как жена распускала ему носки, чтобы не жали, какие фразы в какой ситуации говорил. Всё это были элементы мифа о Мамлееве, этого огромного, часто пьяного человека, нежным голоском шептавшего своим собутыльникам метафизические откровения, поглаживая себя по брюху барскими ладонями.

Гейдар Джемаль рассказывал историю, как однажды поздним вечером он сидел дома, в квартире на первом этаже, и читал. И вдруг услышал извне шевеление, словно кто-то стучался в окно. Гейдар Джахидович вышел — на улице настоящая московская зима (тогда ещё зимы были настоящие русские, это было советское время, но многое от Древней Руси, в частности, снег, ещё оставалось) — сугробы, лёгкая позёмка, жёлтые фонари и… ничего и никого. Гейдар Джахидович возвращается домой к чтению какого-то философского трактата. Через некоторое время всё повторяется. Опять что-то ворочается по ту сторону окна и раздаётся то ли приглушённый стук, то ли просто попытка постучать в окно с той стороны. Он подходит к окну и ничего не видит: тот же самый русско-московский снег, тусклое освещение, которое превращает тени от сугробов или деревьев в выразительно зловещие фигуры. Опять никого! Третий раз, когда это повторяется, Джемаль уже понял, что надо быть более бдительным. Он решает подождать у окна, посмотреть, что же происходит. Наконец, он видит, как из-за сугроба в жёлтом свете московских фонарей появляется фигура очень толстого и очень пьяного человека, похожего то ли на тень, то ли на бегемота в шапке, который подходит к дому, с трудом преодолевая инерцию тяготения. Его явно тянет в разные стороны московский пейзаж. Существует множество аттракторов, которые хотели бы заполучить эту тушу себе в объятья. И вот этот толстый человек (а человек ли он?) доброжелательно, но немного зловеще в силу своей неопределённости, приближается к окну Джемаля и стучит. И опять под влиянием неких сил, от которых он только что с трудом вырвался, откатывается и кубарем летит в сугроб. Потому что усилие, которое он делает для того, чтобы постучать в окно другу, оказывается слишком сильным, он теряет равновесие и укатывается за пределы видимости. Так была разгадана тайна этого стука… Это Юрий Витальевич Мамлеев решил навестить Гейдара Джахидовича Джемаля. И пытался это сделать вопреки состоянию такого фундаментального, метафизического и физического опьянения, в котором пребывал. Гейдар Джахидович открывает дверь и приглашает друга к себе. И через некоторое время из-за порога раздаётся голос одновременно с мурлыкающе нежными и зловещими интонациями о том, что всё ужасно, всё кончилось, конец света наступил. С такими причитаниями Мамлеев, как клубок белоснежной тьмы, вкатывается в квартиру Джемаля, выпивает чайку, продолжая беседу, которая никогда не кончалась.

Этот Мамлеев, с которым я познакомился заочно, через легенды и произведения, был абсолютно живым для меня. Мамлеев ранних рассказов и «Шатунов» — как Падов, отчасти как Извицкий и прочие его герои. Пусть не как Фёдор Соннов, но как тот, кто знаком с Фёдором Сонновым не понаслышке. Это голос из Ничто, беседующий на помойке с ангелом, проходящим этапы инволюции от высших сфер к низшим.

Друг Мамлеева — поэт, мистик Валентин Провоторов — вероятно, от желания передать следующему поколению некоторые ключи к метафизике, снабдил меня тремя толстыми папками мамлеевского архива. Вынужден признаться, что с миссией хранителя я не справился. Эти папки изъяли во время обыска в 83-м году и не вернули потом, несмотря на все мои требования. Я переживаю это как собственный провал, хотя все эти тексты сейчас опубликованы. Мамлеев, когда приехал и мы с ним очно познакомились, просил меня не предпринимать никаких действий, чтобы восстановить этот архив. Он говорил: «Всё есть, всё есть, это я на всякий случай сохранял, у меня было несколько копий, некоторые я увёз с собой за границу…» Но всё равно жалко, потому что эти три папки мне дали очень многое.

Мамлеев, который жил в рассказах, в свидетельствах и историях Евгения Головина, Гейдара Джемаля, Игоря Дудинского, Валентина Провоторова, Владимира Степанова, оказал на меня грандиозное влияние.

Я не был непосредственно причастен к Южинскому кружку, поскольку тот перестал существовать с эмиграцией Мамлеева, в начале 70-х годов, когда я был ещё ребёнком. И дома, где собирались южинцы, давно уже нет: его ещё до эмиграции Мамлеева разрушили и, соответственно, Южинский кружок как таковой перестал существовать. Да, и существовал ли он? Просто Мамлеев в своей коммунальной квартире собирал людей, которые пошли разными путями. Самым важным был не сам кружок, даже не какие-то отдельные его члены, но дух. И вот дух Южинского я застал, я знаю его. Пусть это был результат некромантии, то есть вызова души потустороннего Мамлеева. Но это было очень живо, и можно было воспринимать как прямой и очень фундаментальный, очень серьёзный, очень основательный опыт.

Я разбирался с каждой строчкой его произведений. Первую статью о Мамлееве я написал в начале восьмидесятых. Она потом потерялась, но стала для меня некоторой вехой в попытке собраться с мыслями и придать им какую-то первую законченность. Называлась статья «Мэтр боли №2» и была посвящена рассказу «Боль №2», который я интерпретировал метафизически. С Мамлеева и начался мой путь в составлении слов в литературе, в философии. И до сих пор я прекрасно помню тот свой анализ рассказа.

Для меня Мамлеев был посвятителем. Юрий Витальевич изначально предстал не как человек, а как дух, живущий в мифе, живущий в тексте, живущий в мыслях, живущий в моих снах. Как дух, как Ид (Оно) Фрейда, как бессознательное мира и того, что больше, чем мир. Огненный шар откровения. С ним я живу всю жизнь. И я с ним соотношу себя, я осмысляю, проживаю этого Мамлеева. Он был настолько невозможен, настолько запределен в 80-е, что, казалось, речь идёт о герое древнегреческого эпоса. И когда кто-то сказал, что Мамлеев приехал, что Мамлеев снова в Москве, это было сродни тому, что Одиссей вернулся после своих странствий. «Идите, встречайте Одиссея!» — настолько невероятной была новость. Мамлеев появился, но как он может появиться? Как может появиться, например, герой Лотреамона Мальдорор. Да, он живее всех живых. Да, он очень пронзителен, ярок, но… Или же к вашей гавани пристал «Пьяный корабль» Рембо. Что вы скажете, если вам сообщат такую новость? Наверное, вы скажете, что это остроумно, психоделично… Но это из серии мистификаций. И Мамлеев, который «вернулся из эмиграции», — это чистая мистификация. Помню, что мы ходили к знаменитому коллекционеру Леониду Талочкину. Игорь Дудинский говорил: «А сейчас я покажу самое-самое парадоксальное, что только может быть!» Это была картина великого художника Пятницкого. А Владимир Павлович Пятницкий — это Мамлеев в облачении живописца. Он не просто иллюстрировал что-то мамлеевское или околомамлеевское. Он принадлежал к той же реальности. Пятницкий был погружён и посвящён в миры тёмных русских духов второй половины ХХ века. В миры, которые фиксировал, открывал, интерпретировал и возводил к метафизическим корням Юрий Мамлеев. Картины Пятницкого были сногсшибательны, невероятны. Они шокировали. И вот пробираемся мы сквозь другие работы в квартире Талочкина к картине Пятницкого, которая называлась «Девочка, читающая Мамлеева». Это уже был парадокс, потому что девочка, читающая Мамлеева — это сочетание несочетаемого. То, чего не могло быть. Потому что книг Мамлеева не могло быть, как не могли существовать книги, написанные, например, Мефистофелем или князем Гвидоном. Книга Мамлеева тогда воспринималась как книга, написанная духом, мифологическим персонажем. И часть обложки на картине «…млеев» это было самое точное описание того, что с нами происходило, когда мы смотрели на эту картину. Мы млели и блеяли, не узнавали самих себя. Эта картина была сама по себе мистификация. Потому что девочка не может читать Мамлеева. Таких девочек нет! И такого Мамлеева нет, потому что он писал не то, что не для девочек… Он совершенно очевидно писал не для людей! Так что картина Пятницкого воспринималась как ещё одна мистификация, только художественная.

Вот в каком статусе Мамлеев существовал для меня. Думаю, что схожим образом он существовал для тех, кто его знал. Потому что, уехав, он покинул этот мир, он покинул пределы московского бытия. Он покинул область того онтологического региона, в котором продолжали существовать его герои, его свидетели, его последователи, узкий круг его посвящённых. Пожалуй, его отсутствие было сродни незанятому месту у рыцарей Круглого стола. И это место, пустое кресло «Мамлеев», в котором ещё чудились очертания крупного, мягкого, смотрящего злыми глазами бездны на окружающих человека, было важнее, чем занятые места. Но это была лишь галлюцинация, лишь воспоминание или… призрак. Вместе с тем как призрак, как отсутствие, он наполнял это место невероятным насыщенным содержанием. Мамлеев присутствовал среди нас, он нас аффектировал, он на нас влиял. Мы к нему обращались, мы его изучали. Это был Мамлеев №1. Он жил, живёт, он есть.

И вот Мамлеев приезжает. И вот тут я познакомился со вторым Мамлеевым. Мы сидели у Джемаля, на Каховской. Он говорит: «Сейчас придёт Мамлеев».

Это точно ожидание появления Мальдорора. Сам Джемаль насторожился. Хотя это всегда был очень спокойный, очень мужественный человек. Но было видно, что и он нервничает… Потому что это как столкнуться с чем-то невероятным. Пустое кресло «Мамлеев» сейчас будет заполнено, что-то произойдёт.

А вот дальше начинается уже второй Мамлеев.

Заходит. Чуть ли не из аэропорта, вернувшись в Москву из Франции, Юрий Витальевич поспешил к Джемалю, как к своему тайному кругу, к своим ближайшим людям.

И то, что не могло произойти, то, что было исключено — произошло. Просто потому, что Мамлеев уехал навсегда и насовсем. А остальные остались здесь, тоже навсегда и насовсем. И это оставление Мамлеевым Москвы сделало Москву тем, чем она была без него. И для нас, оставшихся, из этой Москвы не было выхода. Он ушёл, а мы остались. Без него. То, что он по ту сторону, а мы — по эту, тоже придало нашему бытию в 80-е годы какое-то особое измерение. Это был безмамлеевский мир. С отъездом Мамлеева ушло что-то фундаментальное, и ушло безвозвратно. И мы не могли перейти туда, а он не мог прийти сюда.

И вот он приехал. Мамлеев вошёл в квартиру, окинул её взглядом, пробормотал Джемалю на ухо какую-то фразу. Гейдар Джахидович потом говорил, что был поражён, поскольку Мамлеев назвал приблизительную стоимость его скромной «хрущёвки». Джемаль ожидал от него всего, чего угодно, только не этого.

И дальше мы немедленно вступили в диалог, с того же места, на котором он прервался, но всё было не то. Это был второй, следующий Мамлеев. Вот этого Мамлеева я знал — мы с ним дружили, интересно и глубоко говорили, вместе выступали, устраивали лекции в Новом университете. С ним у меня были очень интенсивные, долгие и прекрасные отношения.

Но это было другое. И то, что он писал и публиковал, — это было другое. Я даже не знаю, в каком смысле «другое»… Просто есть два Мамлеева. Я знал двух Мамлеевых, двух совершенно разных метафизических существ. Мамлеева, того, которого я знал, не зная его, и он для меня был всем. И Мамлеева, которого я знал, Мамлеев, который вернулся из эмиграции… Но это был другой человек. Такое впечатление, что это был конспект Мамлеева. Одно дело — литературное произведение, другое — его пересказ или толкования.

Это чувствовал я, не знавший его. И старые друзья удивлялись «новому» Мамлееву. Почти все они сейчас ушли, все там… Но был момент, когда все были в этом мире, а Мамлеев уже не был первым Мамлеевым. Было удивление: кто же приехал?! Что произошло на Западе?!

Гипотезы были самые разные. Начиная с того, что он получил некое особое посвящение, до экстравагантных версий, что кто-то похитил часть Юрия Витальевича, как сам он умел делать в инициатическом опыте. Что-то произошло в Америке или во Франции и превратило Юрия Витальевича в некоторый антипод самого себя. Вроде бы, в нём всё было прежнее. Мамлеев привёз чемодан своих произведений. Он говорил на те же темы. Он так же блестел жёлтым взглядом, но это было другое… Вообще другое!

Мне кажется, кто-то из наших даже спрашивал Мамлеева: «Юрий Витальевич, а расскажите, почему так? Почему уехал один человек, а вернулся другой? Паспорт тот же, та же внешность. Ну похудели раза в три, пить перестали. И изменились, но мало ли кто изменился…» Конечно, возраст, опыт, история меняют. Но и Головин, и Джемаль, и Степанов были и ушли такими же. Каждый, наверное, ушёл в свою сторону. Но, по крайней мере, до ухода все были теми же.

А Мамлеев стал другим. И это «возвращение Одиссея», «явление Лотреамона» остаётся для меня загадкой. Было, признаюсь, некоторое разочарование. Я не знал Мамлеева, я достроил его личность по рассказам и произведениям. И я был несколько разочарован, когда увидел образец. Это можно было бы понять, если бы речь шла только обо мне. Но то же самое чувствовали и те, кто прекрасно его знал до эмиграции.

Пролил ли вернувшийся Мамлеев свет на самого себя прежнего? Я бы сказал — нет. Мне казалось, что в своих новых произведениях, которые очень напоминали раннего Мамлеева, он пытался себя замаскировать. То есть он себя воспроизводил, но маскировал главное. У Мамлеева №1 было метафизическое жало. Это нечто, что проникает в твоё сердце, в твою суть, и всё в тебе меняет. Прикосновение метафизического жала ни с чем не спутать. Когда весь мир просто рушится. Будто лёд охватывает твоё сердце, и оно прекращает биться. Ты есть, но тебя уже нет. Или кто-то в тебе вместо тебя. Читая «Шатунов» с любой страницы, можно понять, о чём я говорю. Речь идёт не о чёрном юморе, не о стилизации метафизических проблем в простонародный инфернализм, как подчас можно воспринять Мамлеева. Вопросы бытия, духа, жизни и смерти, Бога и человека, времени и пространства ставились в книге так брутально, как бы без всякого подхода и учёта наших ограниченностей. Словно какая-то гигантская гиря давила хрупкое строение нашего воспитания, наших предрассудков, просто сметая всё. Или, например, в рассказе «Утопи мою голову» история бытового недоразумения приобретает всё более и более инфернальный характер. Тексты Мамлеева вводят нас в совершенно умопомрачительную проблематику и оставляют там. И ты уже не можешь вернуться. Человек остаётся с выпученными глазами или открытым ртом, который так до конца жизни, строго говоря, и не может закрыться. Мамлеев производил на людей тонкой организации настолько ошеломляющее впечатление, что у них всё переворачивалось. Гейдар Джемаль рассказывал, что в юности он был гегельянцем. Ещё подростком он прочитал всего Гегеля, видел мир насквозь как некоторую систему движения Абсолютного Духа, распознавая его складки, хитрости, переплетения в любой точке мира. Вдруг он встречает Мамлеева и поражается. Потому что в центре его философии вдруг разверзлась бездна. И эта бездна — результат прикосновения мамлеевского жала. Как Джемаль рассказывал, познакомившись с Мамлеевым, он вернулся домой поздно ночью. И в полном ошеломлении написал: «Я отказываюсь от всего, что я знал. У мира нет рассудочного основания, мир — это абсолютное безумие. И отныне мне предстоит иметь дело с ним в этом качестве». Вот так Мамлеев поражал уже искушённые метафизикой, искушённые философией, искушённые культурой умы. Он осуществлял полный переворот. И так же его воспринимали и те, кто был менее вовлечён в метафизику, но более эстетически ориентирован. Чем глубже был дух, тем глубже проникало жало Юрия Мамлеева. Если у человека была душа, она была поражена. Только полностью предметные люди воспринимали Мамлеева как нечто непринципиальное. Часто рассказывали историю о том, как Мамлеев читал свои рассказы в большой компании, в которой были не только южинцы, но и обычные интеллигенты. Один инженер, который пришёл со своей девушкой, бледнел, грустнел, его лицо искривлялось всё больше и больше. И в какой-то момент он вскочил и заорал: «Чудовище! Что вы делаете?! Вы унижаете человека! Вы показываете безнадёжность нашего бытия! Этого не бывает! Вы всё придумали! Вы не достойны целовать… мои ботинки!» Мамлеев немножко перекосился своим пухлым лицом. В нём зажёгся странный, почти фиолетовый свет, и он очень нежно пробормотал: «А вот и достоин!» И полез под стол целовать ботинки инженеру. Этот жест не просто юродство, не просто дендизм. Это жест, который так же невозможен, как и всё остальное. То есть эта реакция существа, сотканного из стихии потустороннего, которое вдруг оказывается лицом к лицу с инженером. Датировать это невозможно, потому что это событие вне времени. Оно в каком-то смысле происходит здесь и сейчас.

Единственный человек, на мой взгляд, который за пределами России как-то понял Мамлеева, был Жан Парвулеско. Кстати, нас познакомила переводчица Мамлеева Каррер д’Анкос. И Парвулеско спросил: «Александр, скажите, пожалуйста, то, что пишет Мамлеев в «Шатунах», имеет какое-то отношение к действительности, хотя бы отдалённое?» Я ответил: «Да, там всё, слово в слово — правда. Это чистая документированная реальность, документальный роман». У Парвулеско что-то в глазах сверкнуло. Это был взгляд, в котором было нечто от даков, Замолксиса, Лучиана Благи, Аде Кулиану или Чорана, взгляд, в котором вспыхнула вся румынская метафизика в одно мгновение. Он сказал: «Так я и думал! Я говорил себе, «Жан, это настолько невероятно, что это может быть только правдой! Только чистой правдой». Настолько это невозможно, что либо это абсолютная реальность, либо этого просто не могло быть. Вот такая парадоксальная реакция на Мамлеева.

А Мамлеев, который приехал, был другим. Он этого жала не имел. Он помнил, что жало было у него, но от этого ему было не по себе. И когда ему говорили: «Юрий Витальевич, вы же ужасный были…», Мамлеев, поглаживая кота, улыбался, хитро прищуривался и говорил: «Ну, бывал, да… случалось… Ну, вы не волнуйтесь. Теперь всё по-другому. Теперь Россия-матушка, всё хорошо!» И переводил разговор на другую тему, по-мамлеевски также странную или имеющую некий подвох, но уже… без жала. То есть Мамлеев стал безопасным. С ним можно было общаться любому инженеру. Что бы он ни говорил, что бы он ни читал. И никто не возмущался. Мамлеев перестал быть метафизически токсичным.

Вот поэтому моё повествование о Мамлееве делится на две части. На Мамлеева, который был и которого я не знал, и Мамлеева, которого я знал, но которого не было. Я не хочу выносить какой-то вердикт относительно Юрия Витальевича Мамлеева. Не хочу строить гипотез относительно того, что с ним произошло на Западе. Я оставляю своё личное свидетельство.

Обращаюсь к молодым интеллектуалам, которые захотят открыть для себя Мамлеева. Во-первых, открывание Мамлеева — это самое естественное, что может быть. Почему бы не хотеть понять, кто мы, откуда мы, куда мы, зачем мы. Неестественно — избегать этого, быть бесчувственным к бытию. А быть потрясённым, разорванным, поражённым присутствием в этом мире как раз более чем естественно.

Во-вторых, доступ к Мамлееву может быть обнаружен, если провести различие, о котором я говорил. Скоро не останется никого, кто скажет: «Мамлеев до эмиграции и Мамлеев после — два совершенно различных метафизических модуса бытия». Одно даст интерпретацию другого, они переплетутся до неузнаваемости, и пиши пропало. Если исчезнет первый Мамлеев, то и второй Мамлеев будет непонятен. Конспект имеет свою онтологию, но именно в качестве конспекта. То, что оригинал уехал, был жест оригинала. И это был оригинальный жест, именно в этом смысле он и имеет значение. Вернулась копия. Копия тоже очень важна. Может быть, так же важна, как оригинал. Но это копия…

В этом и смысл трёх папок с рукописями Мамлеева, которые я утратил. Ведь если мы что-то утрачиваем, это тоже имеет определённый смысл. Во-первых, всё утраченное может найтись. Во-вторых, если мы что-то утрачиваем, значит, у этого тоже есть какое-то основание. Поэтому Мамлеев был утрачен. И существует, как нечто утраченное. И если мы обретём утраченное, мы должны обрести его как то, что нам недоступно. К этому надо прорываться — вот что важно. Важно — метафизическое жало.

Но для начала Мамлеева надо разделить на две части. И одна из частей имеет признак утраченных рукописей. Да, они есть. Да, они опубликованы. Правда, Мамлеев процензурировал их. Это тоже интересный момент. Мамлеев не имел никакой надобности что бы то ни было цензурировать в тех рукописях, которые были у меня. Потому что тогда было очевидно, что они не могут быть напечатаны никогда и ни при каких обстоятельствах. Он писал не только «в стол», он писал по ту сторону стола, по ту сторону жизни, по ту сторону смерти. Он писал, может быть, для ангелов, для чертей, для людей совершенно других эпох и планет. Между Мамлеевым и его читателями находились космические галактики и миллиарды световых лет. Поэтому он их никак не стилизовал для публики. Потому что публики не могло быть. В этом и был парадокс картины «Девочка, читающая Мамлеева». То есть это было литературное творчество, направленное в никуда. Даже не в помойку. Ещё дальше! На самое последнее дно бытия! Может быть, поэтому они были утрачены.

В этих папках были подчас такие обороты, которые я потом не нашёл в тех же рассказах, опубликованных Юрием Витальевичем. Он их заретушировал, зацензурировал. Он провёл огромную работу по превращению рукописей, обращённых к товарищам-инопланетянам, в обращённые к обычному читателю. Он вежливо и добродушно придал им более мягкий оборот. Где-то даже изъял фрагменты, дополнил чем-то ободряющим. Он не сильно исказил своё раннее творчество. Но поработал над ним, изобразив, что это «для вас». Однако это всё равно написано не «для вас», но для совершенно другого типа существ.

И если молодые интеллектуалы заинтересуются этим, то надо сделать усилие. И разделить творчество Мамлеева на две части — раннее и после поездки. И лет на 5–6 забыть позднее творчество. Пожить только с ранним Мамлеевым.

Может быть, для позднего Мамлеева ещё не пришло время. Потому что нельзя миновать какой-то этап и перескочить через целый лестничный пролёт. Надо двигаться постепенно, последовательно. Давайте начнём с раннего Мамлеева и не будем спешить переходить к позднему. Потому что между ними есть разрыв. Преодолел ли сам Мамлеев этот разрыв, я не знаю. Это его тайна. Там, где он сейчас, наверное, он знает это. А может быть, до сих пор этот разрыв преодолевается.

Мамлеев — это настолько метафизически богатая действительность, богатая парадоксами, гранями свободы, глубиной откровений, степенью ужаса, что всё это требует целых эонов, долгих, долгих возможностей сосредоточиться, продумать. Нужно ещё пару вселенных для того, чтобы промыслить, пройти те темы, которые были подняты Мамлеевым, Джемалем, Головиным и всеми Нашими в фундаментальном смысле.

Раннего Мамлеева достаточно на много-много поколений. Это не может быть задачей одного поколения, это не может быть задачей культуры. Поскольку это больше, чем поколение, больше, чем культура. Мамлеев заглянул в те закоулки метафизики, которые открываются или обнаруживаются только в экстремальных ситуациях. В манифестированном мире, при всём множестве мест и времён, есть совсем ограниченное количество уникальных моментов, ракурсов, с позиции которых можно заметить те расколы, те проблемы, те несоответствия в структурах глубинной метафизики, которые заметил и тематизировал в своём творчестве Мамлеев. Поэтому Мамлеев — это настоящая щель в Абсолюте, которая разверзлась на какое-то мгновение и была зафиксирована. Если угодно, было описано это мгновение обнаружения некоего несоответствия не сходящихся на самой глубине метафизической действительности концов. В самой метафизике что-то повернулось не тем боком, было задокументировано… и снова исчезло! Вот поэтому Мамлеев как совершенно неисторичное, не связанное ни с какими историческими элементами существо — необязательный свидетель. Свидетель, который свидетельствует о чём-то настолько невероятном, что лучше бы об этом вообще никаких свидетельств не осталось. Лучше бы их стереть из истории. Но в нас всегда есть тот дух, который недоволен законченными системами, который хочет чего-то большего, который вдохновлён только невозможным, только невероятным. И движется, и желает только того, что просто никогда не может случиться. Мамлеев — это пример того, что случается то, что не может случиться. Написано то, что не должно быть в этих обстоятельствах написано. Сказано то и таким образом, что не имеет никаких шансов. Даже с точки зрения самой полной теории вероятности не имеет шансов быть сказанным. И это сказано! Вот что такое Мамлеев! Это чудо, это совершенное интеллектуальное чудо.

Таково моё свидетельство о Юрии Витальевиче Мамлееве.