Сочинить лингвистическую сказку о не и частях речи

Две ключевых фигуры нового правительства Германии – канцлер и министр иностранных дел – выступили с прямо противоположных позиций по важнейшим вопросам. Речь идет в том числе о судьбе российского газопровода «Северный поток – 2», но не только о нем. Может ли канцлер Олаф Шольц найти управу на главу МИД Анналену Бербок – и чем этот конфликт грозит Германии в целом?

Новая правительственная коалиция Германии не успела еще толком начать работать, а уже грозит развалиться. Представители трех партий, вошедших в правящий блок, своими заявлениями убеждают немецкий народ, что басня И. А. Крылова «Лебедь, рак и щука» – это про них. Коалиция «Светофор» (получившая свое название от партийных цветов: красного (СДПГ), желтого (СвДП) и зеленого (партия «Зеленые»), начинает свою внешнюю политику с первых конфликтов: министр иностранных дел Анналена Бербок хочет расставить совсем не те акценты, на которые запрограммирован канцлер Олаф Шольц.

«Фаза разогрева отменяется. Анналена Бербок отработала главой МИД всего неделю, но уже успела объехать Европу… Программа плотная, почти никакой передышки. Как тест для автомобиля на разгон с нуля до сотни километров в час», – пишет германское издание T-Online. Портал отмечает, что Бербок, несомненно, «привносит во внешнюю политику творческий драйв во время своих инаугурационных визитов. Но реальность требует иного. И прежде всего того, что называется антикризисным управлением».

Коронавирус, климат, Украина, Китай. В качестве главного дипломата Бербок хочет попытаться сделать себе имя с помощью «внешней политики, основанной на евроценностях».

И вот это – крутой поворот. Потому что до сих пор в международных отношениях политические действия Германии были сосредоточены не на ценностях, а на экономических интересах. Смена парадигмы в интересах зеленых потребует большого национального и международного единства в этом вопросе. Которого нет ни в Европейском союзе, ни в светофорной коалиции в Германии.

Каждый, право, имеет право…

Особенно заметным на минувшей неделе было расхождение во взглядах Бербок с Шольцем по двум пунктам.

Глава правительства Германии, едва приступив к исполнению возложенных на него обязанностей, стал живо откликаться на международные события. Так, Шольц выступил в поддержку позиции французского президента Эммануэля Макрона, призвавшего не политизировать Олимпийские игры (этой зимой пройдут в Пекине) «путем дипломатического бойкота».

Глава германского МИДа, в свою очередь, подчеркнула, что представителям немецкого правительства будет лучше «держаться подальше от пекинской Олимпиады». Чтобы, не дай бог, не оказаться вовлеченными в какие-то церемонии или события, которые могут добавить Китаю политических очков на международной арене.

Шольц, посещая в четверг, 16 декабря, Брюссель, заявил, что сертификация оператора «Северного потока – 2» – вопрос административно-правового характера и никакого отношения к политике не имеет. С товарищем по партии на следующий день не согласился глава комитета Бундестага по внешней политике Михаэль Рот, считающий российский газопровод проектом, в котором «политические мотивы и факторы играют роль».

Бербок же пошла совсем в другую сторону, выступив с заявлением, что «при нынешнем положении дел одобрить работу газопровода не представляется возможным». Эти ее слова были истолкованы немецкой прессой, в частности Frankfurter Allgemeine Zeitung, как «обозначение намерений зеленых выполнить свои предвыборные обещания не допустить ввода трубопровода в эксплуатацию». Чуть отвлекаясь от темы, заметим, что больше всего этой реплике обрадовались даже не избиратели партии Бербок, а три Прибалтийские республики и примкнувшая к ним Польша, которым «Северный поток – 2» – кость в горле. 

Международные партнеры Германии в массе своей ожидают от нового федерального правительства ФРГ продолжения пути, по которому канцлер Ангела Меркель вела страну последние 16 лет.

Шольц выступает за эту преемственность. Бербок – как раз наоборот (см. выше примеры по «Северному потоку – 2» и Олимпиаде в Китае). Новый канцлер хочет продолжить политику Меркель в спокойных тонах – с большим учетом интересов Германии. Новая глава МИД желает потрясений, неминуемых для страны в случае перевода ее внешней политики в русло борьбы исключительно за европейские ценности (толерантность, многогендерность, массовый прием беженцев и т. п.).

Лидер парламентской группы СДПГ Рольф Мютених вызвал гнев зеленых на прошлой неделе, когда заявил, что внешняя политика будет контролироваться канцлером. Мютених сказал то, чего не следует говорить о партнере по коалиции – тем более в момент, когда зеленые чувствуют себя обиженными (у них «увели» из-под носа министерство транспорта в пользу третьего участника коалиции – свободных демократов). Но тут уж не до сантиментов. Социал-демократы недвусмысленно намекнули, что Бербок будет представлять германскую внешнюю политику, но не определять ее.

Последнее слово за Шольцем – право устанавливать руководящие принципы у него. Канцлер и коалиционное соглашение устанавливают Бербок политические рамки. Но если она не будет соблюдать правила игры, есть риск глобального спора с партнерами по «светофору». И вариант оттеснения Анналены коллегами на обочину политической жизни не исключается.   

Сказка о «ценностной внешней политике»

Цель «внешней политики, основанной на ценностях» вошла в коалиционное соглашение прежде всего благодаря усилиям зеленых и СвДП. Этим Бербок хотела бы описать свою политическую повестку дня и заявить о себе как о министре. Но, в конце концов, когда речь заходит о внешнеполитическом курсе, сторонники «светофора» видят прежде всего одно: содержание этой политики расплывчато.

СДПГ, зеленые и СвДП согласовали несколько вопросов, касающихся содержания, в отношении государств, которые не представляют их собственные демократические ценности или не соблюдают общие положения в области прав человека. Только помощь Германии в области развития должна быть связана с такими стандартами.

Акцент на «внешнюю политику, основанную на ценностях» обернется частичным отказом от продавливания немецких интересов в сфере экономики. Сомнительно, что Шольц этого не понимает. Еще более сомнительно, что он согласится, чтобы Германия, страна-экспортер, по своей воле потеряла эту позицию.

Ценностная политика Германии возможна, пожалуй, только в случае, если такая же будет проводиться и Евросоюзом. Но на уровне ЕС таковой не существует. Страны Сообщества не могут прийти к соглашению по вопросам миграции, а такие государства, как Португалия, Греция и Венгрия, препятствуют ужесточению политики в отношении Китая. Пекин за последние два десятилетия купил большую часть экономики (если не полностью) некоторых стран ЕС, и теперь они без оглядки на КНР и утренний кофе не пьют. Переход Германии к ценностной внешней политике выгоден США, которые по-прежнему предпочитают проводить внешнюю политику, основанную на экономических интересах, и заинтересованы в ликвидации конкурентов. Это позволит США оставаться ведущей мировой державой.

Германия также экономически зависит от Китая: немецкие компании открыли большие рынки сбыта в Народной Республике, и многие производственные цепочки в обеих странах тесно взаимосвязаны. А с точки зрения энергетической политики Федеративная Республика Германия зависит от России, особенно от российского газа.

В результате термин «внешняя политика, основанная на ценностях» грозит превратиться в пустой звук, когда теория налетит на реальность международной жизни.

Цена смены парадигмы внешней политики Германии в соответствии с идеями Бербок может стать для Германии высокой. И коалиция «светофора» до сих пор полностью не решила, готова ли она заплатить цену за эти международные конфликты.

Конфронтация между Шольцем и Бербок только начинается. Это не является нежелательным с точки зрения Бербок, потому что, в конце концов, она хочет отделить себя от канцлера в смысле несения ответственности за ошибки, которые он будет совершать во внешнеполитической сфере. На случай, если уж Шольц совсем лишит Анналену самостоятельности в принятии решений, у нее еще есть климатическая политика. Это может быть для Бербок шансом, изобразив себя министром иностранных дел по вопросам климата, оказывать на Шольца международное давление.

Действия социал-демократов и зеленых в первую полную неделю пребывания у власти говорят, что по крайней мере две фракции из трех, входящих в коалицию, намерены не дружить, а пикироваться, считают эксперты Frankfurter Allgemeine Zeitung. «В Брюсселе эти двое выставили напоказ свои политические разногласия. Это можно расценивать как «четкий сигнал» и партнерам, и оппонентам: не стоит ждать от Германии лидерства в ЕС», – резюмирует FAZ.

Смотрите ещё больше видео на YouTube-канале ВЗГЛЯД

О жизни в шахтерском поселке после детства под Донецком. «Родители развелись, и мама вышла замуж за шахтера. Уехали жить в поселок Ханжёнково-Северный в 30 километрах от того места, где я провела первую часть своего детства. Вот стоит шахта имени девятой пятилетки, вокруг нее поселок, пять тыс. человек примерно. Два детских сада, одна школа, санаторий-профилакторий, ДК и несколько магазинов, парочка продуктовых, аптека, промтоварный и книжный, всё. Все мужчины работают на шахте, все женщины работают либо в сфере обслуживания, либо тоже на шахте какими-нибудь наладчицами, секретаршами, машинистками в офисе, как это называлось, в конторе тогда. И все друг друга знают, все знают всё, что происходит у всех вообще, но при этом никогда не закрываются двери. Любой ребенок, который постучал в любую квартиру, будет накормлен. За солью, за сахаром отправить к соседям — вообще норм. Сосед-рыбак возвращается с рыбалки, обносит полподъезда рыбой. Мама печет пирожки — мы обносим весь подъезд пирожками. Все вместе как одна большая община, такой немножко деревенский получался уклад.

Был квартал, где люди жили в пятиэтажках, а буквально через дорогу начинался частный сектор, где люди держали скотину, пчел разводили, птицу. И в общем, это всё очень между собой каким-то удивительным образом гармонично сочеталось. У тех, кто жил в пятиэтажках, под окнами были огородики. Я помню, всегда папа отправлял такую мелочь, немножко зелени, чуть-чуть картошки. Многие мужчины в поселке гнали самогон и делились рецептами. У моего отчима был фирменный, и не один. Несмотря на то, что, конечно, была всякая подковерная возня, интриги и сплетни, потому что маленький тесный мирок, но при этом было очень много любви, взаимопомощи, взаимовыручки и очень много свободы.

Многие мужчины в поселке пили, и это понятно, потому что у них был адский труд. Они каждый день практически шли на смерть, и реально многие гибли в шахте. У нас регулярно, раз в полгода кого-то хоронили, если не чаще, молодых мужчин, которых убивало в шахте. В Донбассе очень глубокие шахты, и понятно, что там не всегда всё благополучно с техникой безопасности: то взрыв метана, то какая-нибудь опора прогнила и обвалился шурф, то какой-нибудь пожар, где-то закоротило электричество, потому что вода пошла подземная какая-нибудь. Особого досуга у людей не было. Шахтеры очень хорошо зарабатывали, денег было много, тратить их было не на что. Ездить в театр, куда-нибудь 2,5 часа на автомобиле в Донецк или даже в Макеевку особо ни потребности не было, ни привычки. Книжек не читали, в кружках кройки и шитья не занимались.

В Макеевке я жила в интеллигентном доме, у нас даже домработница была. В Ханжёнково-Северном мне пришлось всё делать самой: пришивать воротнички, стирать свою одежду, осваивать огород. Колорадские жуки, сорняки — это всё было на мне. В мои обязанности входило, например, такую огромную, ну такую нормальную, стандартную ванну огурцов надо было перемыть и у них отрезать у всех хвостики, чтобы потом это мариновать, или там два ведра вишен таким специальным аппаратиком освободить от косточек. То есть какая-то постоянно была работа на земле, и это тоже было очень интересно».

О 1990-х, нищете и возможностях реализации. «Люди вспоминают девяностые как очень страшное время, когда нечего было есть и нужно было выживать, когда людей убивали ни за что, когда вообще ничего не было, а для меня девяностые были просто совершенно немыслимым временем какой-то фантастической свободы и возможностей. Да, мы питались супами из пакетиков и какими-то прогорклыми макаронами. Да, мы сушили сухари, так как жрать было нечего. Да, я курила бычки, которые подбирала с пола, дезинфицировала фильтр зажигалкой и докуривала, потому что денег на сигареты не было. Но это была фигня, это было вообще не важно. Важно было то, что перед тобой открыт весь мир, уже не только Москва, весь мир, и ты можешь реализовываться как хочешь. И ты слушаешь музыку, и ты общаешься с такими свободными, открытыми, неглупыми людьми, и как бы телек… И ты стоишь у истоков чего-то, ты первый, ты пионер. Дух захватывает, как будто тебя в космос отправили».

О похожести «старого MTV» на YouTube. «У нас нельзя было ругаться матом и показывать половые органы, всё остальное в кадре было можно. Как хочешь самовыражайся, это как сейчас в YouTube, когда ты стоишь ровно то, что ты из себя представляешь. И над тобой не висят никакие продюсеры, тебя не мерят никакими погаными рейтингами, тебя не пытаются воткнуть в какую-то коробочку, которой ты должен соответствовать. Тебе доверили, и ты делаешь то, что ты умеешь, а зритель голосует за тебя, если ему это нравится. В этом смысле это было очень похоже на YouTube.

Мы были первыми людьми, которые заговорили со зрителем на одном с ним языке, как будто бы мы живем по соседству и у нас общие интересы, мы были друзья. Мы не были холодными, отстраненными дикторами с безупречной, безусловно, речью, но полным отсутствием эмоций и, главное, без как бы самости такой, без личного… Обезличенные они были, а мы были очень яркие личности. И нас всех так перло от того, что мы делаем, что, конечно… Отчасти это был счастливый билет, но отчасти мы оказались в нужное время в нужном месте, в начале какого-то большого пути».

О феномене российского MTV. «Я думаю, что феномен MTV был, во-первых, в новизне и в том, что это была часть огромной машины международного музыкального телевидения. Получается, мы просто открыли грандиозный канал информационный для молодежи. И все эти потрясающие клипы, которые у нас были в доступе, и все интервью с музыкантами, и всевозможные поездки на церемонии — это было тогда настолько немыслимо, это, как если бы вы на Марс полетели или вдруг Марс прилетел к тебе. Это было классно!»

О sex, drugs & rock-n-roll в жизни ведущих MTV Russia. «Алкоголя было много, признаюсь честно, но никогда на работе, и кроме марихуаны я ничего в жизни не пробовала, крепче, чем водка. И, честно говоря, меня всегда пугали вообще люди, которые заигрывают со своим сознанием с помощью психоделиков всяких и т. д. Это всё прошло мимо меня, хотя я очень много времени проводила в ночных клубах в качестве корреспондента, снимая всевозможные вечеринки безумные в «Эрмитаже», «Пентхаусе» и «Титанике», но я в жизни никогда не съела ни одной таблетки ни одной «марки», мне это было… Ну как бы вообще не мое, я не люблю состояния, которые я не контролирую.

Все остальные наши ребята на самом деле были просто максимально далеки [от наркотиков — Прим. RTVI]. [Антон] Комолов — трезвенник, Анатольевич [Александр Белоногов] ни капли в рот в жизни не взял вообще, [Ольга] Шелест — веган и экстремальный спортсмен, у нее в принципе, мне кажется, тоже, то есть совершенно другой вектор, то есть ее прет всё, что зеленое и здоровое. У нас бывали веселые корпоративы, вечеринки, где кто-то напивался, но ведущие, как правило, нет. Вот удивительно, я сейчас вам это перечисляю, сама понимаю, что мы были все жутко нудные в этом плане. И видимо, именно поэтому мы так ярко выражались в кадре, у нас был другой наркотик, у нас были другие стимулирующие средства — это наша работа».

О своем уходе с MTV Russia. «[Председатель совета директоров „MTV-Россия” с 1998 по 2002 год Борис] Зосимов ушел, пришли телевизионные функционеры, они вообще не поняли, что им досталось. Что это костер, который нужно постоянно поддерживать в этом горении. Это нельзя мерить обычными мерками шаблонными, которыми мерят телевидение. Они начали искать способы заработать больше денег, они начали, значит, выяснять коэффициент полезности каждого сотрудника… Да-да, у нас прямо в HR приезжали какие-то люди чуть ли не с детекторами лжи, знаете, было модно тогда всех тестировать на профпригодность и прочее, прочее. Они начали рейтингами нас шпынять и т. д. Ну и народ начал просто расползаться. Первыми ушли, по-моему, Оля [Шелест] с Антоном [Комоловым], потом стали уходить крутые люди из-за кадра, которые… Ну, у нас был такой совершенно гениальный дизайнер Глеб Орлов, он ушел, который делал всю графику. Стали уходить режиссеры, стали уходить операторы.

Новые люди не поняли, что имеют дело с уникальными личностями. В попытке привести MTV к общему телевизионному знаменателю они просто затоптали костер, который горел. Как слоны в посудной лавке развалили всё. У нас очень быстро стали ротироваться продюсеры генеральные. Приходили новые лица, приводили новую команду, начинали по-новому мести. Какая-то еще часть людей отвалилась, а новых людей особо не появилось. Невозможно, чтобы мы все были бриллиантами.

Напоследок пришел вообще какой-то странный человек руководить MTV, который отказывался встречаться с нами. Я два месяца ходила в секретариат и говорила: «Здравствуйте, я Тутта Ларсен, можно мне познакомиться с моим новым начальником?» Мне говорили: «Не сегодня». Я говорила: «Запишите меня, я хочу просто…» Я даже не знаю, как он выглядит, в лицо не знаю. Понимаете, человек руководит моим телеканалом, я лицо телеканала, которым он руководит, и у него не просто нет желания со мной пообщаться, а он как будто бы меня избегает. Я так с ним и не встретилась. Я два месяца походила-походила и поняла, что пора отсюда уходить».

О том, почему нельзя создать такой коллектив, который был в «золотой период» MTV Russia. «До сих пор мне говорят: «Почему нельзя создать такой коллектив ведущих, как у вас был тогда?» — ну, по кочану. Были такие люди уникальные, они стягивались именно на этот свет этого костра. Даже молодежь, которая потом приходила, Ира Понарошку, Тимур Родригез… Ваню Урганта вот эти все новые люди MTV не оценили по достоинству. Они не дали ему возможности выразиться и показать себя таким, какой он есть. Родригеза на самом деле они тоже потеряли, он там, бедный, на побегушках каких-то корреспондентских побегал, а он супер, просто суперзвезда. Всё это было очень грустно».

О псевдониме Тутта Ларсен. «У меня красивое имя Таня Романенко, я люблю его, но сколько Тань Романенко в мире? До того, как MTV в России запустилось, смотрели его на VHSных кассетах, передавали друг дружке, собирались дома и смотрели там двадцатку какую-нибудь, там European Top 20, или «120 минут», или Headbangers Ball, и там были такие ведущие с такими красивыми именами… Там был Хьюк Дикампус, Марьен Вандервокт, Катарина Лолиполли, а я Таня Романенко, понимаете, ну вообще не алё.

Мы сели как-то с моим тогдашним коллегой и сегодняшним партнером Петро Шекшеевым, и я говорю: «Я хочу, надо придумать какой-то красивый псевдоним». Меня сразу понесло в скандинавские сказки почему-то, не знаю, вот какой-то был интуитивный порыв. И я говорю: «Ну вот смотри, Фрекен Бок». Он говорит: «Ну какая ты Фрекен Бок? Посмотри на себя: ты мальчик с серьгами в ушах, а Фрекен Бок — это большая толстая тетка. Ты точно не Фрекен Бок». Я говорю: «Ну хорошо, а…» И второй вариант был «Тутта Карлсон». Он говорит: «Класс, Тутта Карлсон! Но у нас в стране Карлсон ассоциируется с Карлсоном, который живет на крыше, то есть немножко… Вот как бы Тутта классно». Я говорю: «Ну, там еще Людвиг Ларсен есть… А как Тутта Ларсен?» И он говорит: «Прикольно, Тутта Ларсен, прикольно звучит…”

Я вышла один раз в эфир и всё, это намертво ко мне прилипло. И сразу стало понятно, что… Из меня вылезла Тутта Ларсен, то есть как-то вот она родилась как персонаж именно в этом имени. Знаете, все-таки «в начале было слово», и я как человек крайне религиозный, христианин, я верю в то, что слово сакрально, свято и имеет материальную силу. И вот история с псевдонимом — она абсолютно такая.

Я, конечно, отделяю Таню от Тутты. Думаю, что можно спокойно сказать, что я работаю Туттой Ларсен, Тутта Ларсен — это название моей профессии. Вот кто-то дворник, кто-то водитель троллейбуса, кто-то шахтер, оператор, а я — Тутта Ларсен. И дома меня, конечно, называют «Танюша» и «мама», но друзья зовут Ларсиком очень часто, «Тутик» или «Ларсик», и детей моих зовут «Ларсики», и, собственно, уже как бы совершенно ясно, что это больше, чем просто имя».

Новости партнеров