С передачей «Спокойной ночи, малыши!» выросли миллионы детей, которые пронесли тёплые воспоминания о ведущих программы через всю жизнь. Однако счастливые лица на экране зачастую скрывали боли, с которыми им приходилось сражаться в одиночку. Алкоголизм, преждевременная утрата близких, рак… — это лишь малая часть того, что пережили знаменитые теленяни.
Амаяк Акопян
Особую любовь дети всегда испытывали к фокуснику Рахату Лукумычу, который каждое шоу превращал в удивительное представление. Вокруг него всегда было весело и ярко, что отмечали не только ребятишки — Акопяна приглашали выступать и по всему Союзу, и за границей. Артист снимался в кино и не сходил с экранов телевизоров, но после развала СССР предпочёл уделять больше внимания Европе и Азии — новая Россия не баловала его предложениями. Успех и популярность быстро пошли на спад, однако вечно жизнерадостный волшебник держался, пока в 2005 году не умер очень дорогой ему человек — папа Арутюн, единственный фокусник, заслуживший звание народного артиста СССР.
Это подкосило Акопяна, который стал изрядно прикладываться к бутылке. Каждое утро фокусника начиналось с рюмки коньяка, пока врачи не забили тревогу. Артист завязал с выпивкой, но его накрыла депрессия. Сын от первого брака жил в США, и с ним Акопян редко виделся, а старая мама постепенно угасала и умерла в 2020 году. Сейчас артист держится только стараниями своей второй жены, но ему очень тяжко. «Внутри всё настолько угасло, что порой мне кажется, что я хоть и живу, но уже больше наблюдаю за всем со стороны», — признался недавно 65-летний фокусник.
Татьяна Судец
Фото © ТАСС / Игорь Уткин
Тётя Таня почти 25 лет провела на площадке «Спокойной ночи, малыши!», а потому заняла место в сердцах многих россиян. Мало кто знал, что декорации её реальной жизни были не такими радужными, как на съёмках. Татьяна была замужем трижды, и у всех мужей были проблемы с алкоголем. Но самым сильным ударом стала смерть её первенца — сына Андрея, которого в 1992 году убили грабители.
Фото © ИТАР-ТАСС / Владимир Астапкович
Парень пропал на месяц, и Татьяна места себе не находила, до самого конца она надеялась на лучшее. Тело Андрея нашли под горой щебня. Грабители избили его до смерти, сломав 14 рёбер, и сняли всю одежду. Сыну Татьяны было всего 24 года. Ситуацию осложняло то, что её собственная мама не должна была видеть страданий дочери, иначе её больное сердце не выдержало бы. Поэтому Татьяна держалась дома как кремень, а на работе уходила в зал с игровыми автоматами, нажимала кнопку и рыдала.
Чтобы содержать семью, Татьяна нон-стоп снималась во всех передачах, что ей предлагали, пока коллеги за спиной шептались, поражаясь её безразличию к потере собственного сына. А спустя три года из-за алкоголизма умер и её любимый муж Михаил. В программе «Судьба человека» Татьяна призналась, что до сих пор не может смириться с гибелью Андрея и все силы сейчас отдаёт дочери и своим внукам.
Александр Леньков
Артист Александр Леньков не только был ведущим этой популярной детской программы, но и подарил свой голос гному Буквоежке и Нафаньке из мультфильма про домовёнка Кузю. Он был востребованным актёром, и жизнь, можно сказать, сложилась идеально — женился он один раз и навсегда. В браке родилась дочь, которая затем подарила внука. Леньков играл в театре, преподавал во ВГИКе и вёл детскую передачу «Сказки для самых маленьких».
Но именно любовь к работе сломала его. В последние годы он чувствовал себя неважно, а походы к врачу всегда переносил на потом. Актёр очень не хотел подводить коллег, поэтому терпел до последнего. Когда он всё же решился обратиться к докторам, его шокировали диагнозом: рак желудка в последней стадии. Ему сделали серию операций, и, казалось, появилась надежда — врачи делали положительные прогнозы, — но болезнь вернулась в ещё более агрессивной форме. В 2014 году Леньков скончался.
Владимир Ухин
Владимир Ухин вместе с Татьяной Студец. Фото © ТАСС / Игорь Уткин
Почти 30 лет дядя Володя вёл передачу «Спокойной ночи, малыши!», где развлекал и воспитывал детей всей страны. Зрители не знали, что на личном фронте у него всё было очень и очень грустно. В первый раз Ухин женился на певице Нине Зубковой, но их брак долго не продлился — беременная артистка потеряла долгожданного ребёнка, а графики гастролей у обоих не оставляли времени на личную жизнь. Зато со второй женой всё сложилось замечательно, и спустя десять лет брака она подарила ему сына. Так Ухин впервые стал папой — в 62 года. В семье у артиста всё начало налаживаться, но вот карьера, наоборот, пошла под откос.
До этого Ухин был просто нарасхват — работал диктором на Центральном телевидении СССР, вёл программы «Спокойной ночи, малыши!», «Сельский час», «Весёлые нотки» и другие. Он снимался в кино и выезжал за границу — ему довелось даже обучать японцев русскому языку. Однако в звёздной среде пошли слухи, что Владимир слишком усердно прикладывается к стакану, а потому перед ним быстро стали закрываться двери.
Артист начал гастролировать по стране вместе с куклами из детской передачи и даже выступать с юмористическими номерами, однако в 90-е пришлось остановиться. Ухин пережил два инсульта, которые сильно сказались на его здоровье и памяти. У артиста появилась агорафобия (боязнь сцены), он отказывался выходить из дома — даже для посещения врачей. Он просто сидел на балконе и наблюдал за тем, как живут другие. Точку поставил третий инсульт. Весной 2012-го дядя Володя умер, ему был 81 год.
Валентина Леонтьева
Фото © ТАСС / Валерий Генде-Роте
Несмотря на тяжёлое детство в блокадном Ленинграде, где Алевтина (настоящее имя ведущей) потеряла отца, она смогла построить такую карьеру, которой многие завидовали. Тётя Валя работала на телевидении и вела «Голубые огоньки», «В гостях у сказки», «Спокойной ночи, малыши!» и другие передачи. Её голосом говорила мама Малыша из мультика про Карлсона, а передача Леонтьевой «От всей души», которая шла 15 лет, получила Государственную премию СССР. Но именно карьеризм сыграл в её жизни роковую роль.
Фото © ТАСС / Татьяна Кузьмина
Валентина все силы отдавала работе, а потому распался её первый брак: артистки почти никогда не было дома. Её второй муж-дипломат оказался более понимающим, но и его не хватило надолго. Вместе с ним Валентина некоторое время жила в США, а потом их семья вернулась в СССР, где воспитанием сына в основном занимался отец. Маленький Дима видел маму только в детских передачах, а потому особой теплоты к ней не чувствовал. Когда позже брак артистки распался, а сын от неё отдалился, некому было её защищать от нападок коллег. Они начали шептаться, что Валентина на самом деле была завербована ЦРУ, и такие новости мгновенно оставили ведущую в 90-е без работы. Она пыталась пробиться обратно, но безуспешно.
Когда она в нулевых сломала шейку бедра, сын отправил её к родственникам в Ульяновскую область. Там здоровье Валентины ухудшилось — начало падать зрение, а из-за перелома она была прикована к постели. В 2007 году она умерла. Сын ругал родственников и обвинял их в том, что они растащили все её вещи, а дань памяти не отдали, похоронив не в Москве. «Пять лет назад поехал туда на один день. Находился около могилки не больше 15 минут. Убогое место, убогий памятник, мама этого не заслуживает», — заявил Дмитрий в передаче «Пусть говорят». Впрочем, почему он сам не стал ухаживать за мамой, когда она заболела?.. Этот вопрос Дима должен задавать себе до конца своих дней, несмотря на то что рос он практически без матери…
И. Петровская― Доброе утро, дорогие наши слушатели, зрители! С вами, как всегда, в прямом эфире ваш субботний «Человек из телевизора». И с нами на связи Ксения Ларина, которая непонятно что мне показывает.
К. Ларина― Нет-нет, всё нормально. Здравствуйте, всех приветствую! Да, это Ксения Ларина и Ирина Петровская.
И. Петровская― У нас за звукорежиссерским пультом Илья Крылов. И прежде, чем мы перейдем к нашей традиционной повестке, мы вот что должны сказать. Сегодня, вчера и позавчера в Кузбассе, в Кемеровской области оплакивают шахтеров и спасателей, которые погибли на шахте «Листвяжная». Там официально объявлен (правда, только по одной области) траур. Меня всегда это удивляет, почему какое-то разграничение. Видимо, по количеству жертв считают, когда объявлять, а когда не объявлять общенациональный. Но я думаю (и вы тоже так думаете), что это общенациональная трагедия, хотя бы потому, что такие трагедии повторяются, и повторяются всегда по одним и тем же причинам.
Людей безмерно жалко. Тон, которым сообщают в федеральном ящике об этой трагедии, меня не перестает изумлять. Ну, это их проблемы, а мы скажем только, что светлая память погибшим мученической смертью прекрасным, я уверена, мужчинам, которые выполняли свой профессиональный долг в постоянных, ежедневных условиях невероятного риска.
К. Ларина― Ну и, конечно, соболезнования семьям, всем близким погибших людей. Очень хочется, чтобы всё-таки они пережили эти дни и жили дальше, и чтобы государство повело себя как человек, а не как сволочь. Очень хочется на это надеяться в отношении прежде всего оставшихся в живых и осиротевших семей. Кстати, я буквально сегодня увидела, что вчера губернатор Кемеровской области снял губернатора Прокопьевска. Видела эту новость?
И. Петровская― Ну, там не губернатор, наверное, а мэр. Или губернатор в Прокопьевске?
К. Ларина― Неважно. Короче говоря, он его снял за то, что он устроил банкет в день трагедии. Банкет в честь собственной инаугурации. Он был избран на эту должность в Прокопьевске 13-го числа и назначил банкет на этот день. И не отменил его, когда уже было известно, что произошло, что случилось, какая страшная трагедия. И банкет состоялся — с танцами-шманцами и прочим. Все пришли.
И. Петровская― Это называется, чтоб два раза не вставать, и за здравие выпьем, и за упокой. Мне давно кажется, что некоторые, мягко скажем, люди, которые находятся у власти — это не люди. Вот правда! Это не люди — это какие-то, не знаю, болванчики, заведенные на какую-то определенную программу. Потому что это не может укладываться в голове нормального человека, тем более когда всё это у тебя произошло буквально под боком.
К. Ларина― Ира, а что касается интонации на федеральных каналах, какая она может быть? Я даже не представляю себе, какие вообще варианты возможны, когда идет рассказ о таких событиях.
И. Петровская― Ты знаешь, это именно информационные вещи. Во-первых, это не сразу стало первой новостью. А интонационно как будто это сообщается просто в проброс о том, что вот случилось некое такое происшествие. А уж когда вчера спасся этот парень, спасатель (и медик, кстати), то это вообще… Как тебе сказать? Я понимаю, что это огромная радость, чудо, что человек спасся. Но всё равно интонация, как будто он в каком-то забеге поучаствовал. Не знаю, это трудно объяснить. Это абсолютно на ощущенческом уровне. Видимо, интонация должна как бы внушать оптимизм. Вот я думаю, почему она такая.
К. Ларина― Типа, жизнь продолжается.
И. Петровская― Жизнь продолжается, да. Ну вот тут где-то случилось такое, но мало ли — бывает. С кем не бывает?
К. Ларина― Ну что ж, давай мы перейдем уже к нашей повестке, как ты сказала. У нас очень много событий в мире медиа произошло — и фильмов, и интервью, и важных тем. Читаю без комментариев, очень быстро, чтобы много времени не занимать.
Защита «Мемориала*» (иноагента). Спецрепортажи Константина Гольденцвайга на «Дожде*» (иноагенте — «Мемориал*» тоже иностранный агент), Алексея Пивоварова в «Редакции», сюжеты в «Настоящем времени*», RTVI и в программе «И так далее» («Дождь*», иноагент). «Дождь*» (иноагент): Марина Литвинович в женском СИЗО № 6. Виктория Ивлева о подробностях пребывания в приемнике ОВД «Лужники». «Осторожно: Собчак» — выпуск о политических убийствах. «Настоящее время*» (иноагент) — спецрепортаж об убийстве Литвиненко…
Вообще, конечно, читаю и просто удивляюсь. Спотыкаюсь. Станислав Кучер, его канал — «Вождь, чекисты и народ: кто будет править Россией?». Дискуссия с участием Екатерины Шульман, Дмитрия Гудкова и Макса Шевченко. Христо Грозев у Дмитрия Гордона в большом интервью. О пытках ФСИН — видеосвидетельства на канале «МРР». Прививочная кампания на федеральных каналах: перезапуск. Григорий Явлинский у Марианны Минскер на RTVI — очень хорошее интервью. «Квирография», сериал Карена Шаиняна, вышла 2-я серия — «Иркутск». Лукашенко — интервью BBC. Пресс-конференция Зеленского. Лариса Долина у Гордеевой. Ирина Понаровская у Ирины Шихман.
Ну и дальше у нас рекомендации. Здесь, я думаю, может быть, мы с Ирой начнем, чтобы успеть. Канал «Золотая коллекция неигрового кино» и разговорное шоу Веры Полозковой «Пять книг», а также анонс сериала «Вертинский». Вот, может быть, Ира скажет про рекомендации, потому что я про них ничего не знаю.
И. Петровская― Я тоже только увидела на этой неделе коротко. Меня заинтересовал этот youtube-канал Гильдии неигрового кино «Золотая коллекция неигрового кино». Делают маленькие, примерно по 10 минут, такие истории, как снимались и какое значение имели для развития документального кино фильмы, которые, в общем, действительно вошли в золотой фонд.
Вот в этот раз я увидела совершенно замечательный рассказ, посвященный фильму «Взгляните на лицо», который первым использовал скрытую камеру и снимал лица людей, которые смотрят на «Мадонну Литта» в Эрмитаже, то есть приходят к Леонардо. Выяснилось, что когда люди не видят, что их снимают, у них происходит такой духовный контакт. Лица прямо преображаются.
К. Ларина― Это когда снимали?
И. Петровская― 1966 год. Это знаменитый режиссер Павел Коган. Оператором был (в дальнейшем он тоже стал режиссером) Вячеслав Мостовой. И потом, когда эта картина всем очень понравилась, он быстро рассказывает смешнейшую историю, как их вызвали и сказали, что надо снять такое же в музее Ленина. Их привели в музей Ленина и решили, что такие же люди будут приходить и смотреть на пальто, пробитое пулями Каплан, которое висит как отдельный экспонат.
Там они как-то отбились, но их тогда заставили снимать людей в очереди у мавзолея. Но почему-то не произошло вот этого вот преображения лиц во время того, как они стоят, чтобы приобщиться к телу вождя. Я потом увидела еще несколько таких выпусков. Это очень интересно, особенно тем, кто немножко знает историю неигрового кино.
И увидела youtube-канал Веры Полозковой. Известный человек. Это разговорное шоу, называется «Пять книг», где она разговаривает, опять же, с известными людьми. В этот раз был Никита Ефремов. Идет разговор о книгах, которые на него повлияли, книгах, которые он прочел первыми, и которые стали для него, в общем, такими очень важными событиями на протяжении всей жизни.
К. Ларина― Про скрытую камеру ты сказала: в 1966 году. Мне кажется, сейчас такое и не снимешь — запретят, в суд подадут. У всех права, понимаешь, на свои собственные изображения. Понимаешь, как время изменилось?
И. Петровская― Они попробовали. Там он рассказывает: они попробовали снимать не скрытой камерой. Но люди, когда видели камеру, деревенели, отворачивались. Не происходило вот этого непосредственного эмоционального духовного контакта.
К. Ларина― Еще один анонс, раз уж мы анонсируем разные интересные вещи. Поскольку речь идет о нашем товарище (не только о прекрасной актрисе, но и о нашем товарище, смею я так называть эту прекрасную актрису). Лия Ахеджакова. 29 ноября на сцене театра имени Пушкина в Москве будет играться спектакль, который очень редко играют — «Мой друг Вениамин» по Людмиле Улицкой. Спектакль поставила режиссер Марфа Горвиц.
Мы с Ирой этот спектакль видели. Лия Ахеджакова в главной роли. Так что попробуйте посмотрите. Наверняка есть возможность купить билет. Учитывая, что там рассадка ковидная, то зал, увы, будет неполный, но рекомендуем вам, кто не видел этот спектакль, обязательно его посмотреть. Ну и про «Вертинского». Когда он будет стартовать?
И. Петровская― «Вертинский», к моему огромному изумлению, стартует в обычное сериальное время на Первом канале — 29 ноября в 21:30 (ну, там с копейками), как только закончится программа «Время», по окончании. Недавно была пресс-конференция НАТ. Как сказал выступающий там Константин…
К. Ларина― НАТО?
И. Петровская― НАТ — Национальная академия телевещания. Ассоциация, не академия. Что это будет несколько иной для телевидения вариант, чем тот, который выложен на «Кионе».
К. Ларина― Без сексуальных девиаций.
И. Петровская― Тем не менее, анонсы, которые идут, весьма смелые для нашего теперь уже довольно стерильного эфира.
К. Ларина― С девиациями?
И. Петровская― Девиаций пока не видела, но обнаженное мужское тело (не до конца, правда, без подробностей) видела.
К. Ларина― Ну что ж, с чего мы начнем, дорогие друзья? Это мы еще начинаем. Я думаю, что, наверное, всё-таки с главной темы и политической, и новостной, которая отражалась во всех новостных выпусках (мы их перечисляли сейчас). Это, опять же, суд над иностранным агентом «Мемориалом*». Два суда прошло на этой неделе. Один суд по правозащитному центру в Мосгорсуде, а другой суд по международному «Мемориалу*» (иностранному агенту) в Верховном суде.
Я безмерно благодарна всем, кто откликнулся вообще на эту тему из журналистов. Это очень важно. В этом всём сквозит какое-то ужасное отчаяние. Я вот смотрела так называемую колонку, большой материал Михаила Фишмана в программе «И так далее», и фильм Константина Гольденцвайга, опять же, на «Дожде*» (иностранном агенте). Что ты скажешь, Ира? Как тебе все эти сюжеты? Почти фильмы. Там, кстати, от репортажа до фильма — вот такой масштаб разговора на эту тему.
И. Петровская― В первую очередь я скажу, конечно, сюжет Михаила Фишмана просто очень хороший, очень подробный, с очень точными расставленными акцентами, с историей. С историей того, как началось преследование, как продолжалось. Два фильма которые, наверное, можно назвать фильмами — на иноагенте «Дожде*» и у Алексея Пивоварова на «Редакции» — они каждый по-своему важный и ценный.
Константин Гольденцвайг больше сосредоточен на истории. Разговаривает с разными людьми, которые были причастны к созданию тогда еще не иностранного агента «Мемориала*». А у Алексея Пивоварова такая более многогранная история с разными свидетельствами, с историей, опять же, с этой жуткой сценой (даже не сценой, а ситуацией), когда в здание иностранного агента «Мемориала*» ворвались странные люди…
К. Ларина― Не странные — такие штурмовики, боевики.
И. Петровская― Ну да, но странные, с моей точки зрения.
К. Ларина― Они все как на подбор, одинаковые. Бритые. Все хорошенькие. С этого, собственно, и началась стадия этой ликвидации.
И. Петровская― Открытой ликвидации. Да, с этого и началась. Еще я бы отметила совершенно замечательный сюжет, если можно так сказать — на самом деле интервью. Виктория Ивлева рассказывала на иностранном агенте «Дожде*»…
К. Ларина― Я уже прочитала про это в меню.
И. Петровская― Да, но просто там происходило вот что. Виктория Ивлева, только освободившись после 2-х суток, которые она провела в СИЗО за участие в одиночном пикете… Вернее, она даже не успела поучаствовать — буквально 2 минуты с плакатом попыталась постоять, и ее замели. Потом ей присудили штраф, слава богу, отпустили. Штраф, в смысле, не слава богу, а слава богу, что всё-таки выпустили на волю. Во-первых, она рассказывала подробности, как женщина…
К. Ларина― Просто добавить, Ирочка, прости, чтобы понимали люди, кто не видел. Это в рамках новостей. Владимира Роменский вел прямой эфир.
И. Петровская― Да. Едва освободившись из СИЗО после этого суда, она приехала с сухим пайком, который выдают арестантам, если можно так сказать — задержанным. Это представляет собой такое некое как консервная банка с кашами и как бы с мясом, которую надо открыть. А открыть в камере невозможно, потому что там нет ничего колюще-режущего. И Владимир Роменский открывал это зубами. И нам открылась некая абсолютно несъедобная субстанция под названием «гречневая каша с мясом», покрытая жиром, который, естественно, не на чем подогреть. И Владимир Роменский мужественно всё-таки взял в рот ложку с этой кашей, и потом так же мужественно пытался ее проглотить, потому что, судя по всему, это что-то такое совершенно неудобоваримое.
К. Ларина― Она там рассказывала про страшные подробности. И что их в туалет не пускали, и что она вынуждена была, извините, в туалет ходить просто в этой камере, в которой нет параши.
И. Петровская― В мисочку.
К. Ларина― В мисочку, да в мисочку ходила. То же самое было с Юрием Самодуровым, который также сел вместе с Викой и отбывал это наказание до суда, что называется. Его тоже забрали с мемориального пикета.
И. Петровская― Заметим: 70-летний человек. «Мемориал*» — иностранный агент. И когда ее таки вывели в этот туалет, то выяснилось, что там давно не работает (извините за подробности, но из песни не выкинешь) слив. И поэтому уже даже и непонятно, что лучше — мисочка в камере или вот это вот непотребное всё.
И самое главное, что это немолодые люди. Опять же, совершенно не за что было их арестовывать, никого. Но это люди в возрасте. Юрию Самодурову, по-моему, 70 лет. Про женщин не говорят, но Виктория Ивлева тоже вполне себе уже взрослая, скажем так, женщина. И для чего эта совершенно непонятная жестокость, которую демонстрируют?
Но теперь мы знаем, что за одиночный пикет, опять же, в поддержку «Мемориала*» дали 25 суток Алексею Беленкину (кстати, это сын Бориса Беленкина — одного из тех, кто работает в иностранном агенте «Мемориале*», наверное, со дня основания) и Константину Котову, который не очень давно вообще освободился из этой колонии, где теперь сидит Навальный. Ему дали 9 суток — погуманнее обошлись.
К. Ларина― Я бы тогда добавила, раз уж мы перешли к таким сюжетам, связанным с СИЗО и с тюрьмами, рассказ Марины Литвинович, которая тоже была в новостях «Дождя*» (иностранного агента). Не помню, у кого это было — то ли у Володи, то ли у Ани Монгайт. Но не суть важно. Марина рассказывала о СИЗО № 6 — московском СИЗО! Не где-нибудь там в Тетюшах. Что там (это единственное женское СИЗО в Москве) камеры на 40 человек. Ты можешь себе представить, Ира, такое?
И.Петровская: И вот тут я почти зарыдала, потому что мы вообще от этого формата отвыкли
А как этапируют людей, которых привозят в СИЗО № 6, допустим, из Татарстана или Башкортостана — практически в столыпинских вагонах, по-прежнему. Недели две. Это специальные вагоны для перевозки осужденных. Представь себе, что такое 2 недели зимой тебя везут в Москву.
И. Петровская― Я не могу себе этого даже представить Отчасти и не хочу.
К. Ларина― Когда я слушала, я думала: боже мой, в каком веке мы вообще живем? У нас в этом смысле вообще ничего не меняется. Опять же, вспоминая о тех свидетельствах и сюжетах, которые нам открыл Владимир Осечкин и Сергей Савельев. Когда всё это сочетается, и когда перед тобой каждый день новостная лента состоит в основном только из обысков, арестов и приговоров, ты понимаешь, что время — ты как-то не заметил, как оно изменилось. Оно совсем другое.
И. Петровская― Нет, почему? Мы всё равно отслеживали эти изменения. Ну тогда уже в подверстку к этому — на канале «МРР», где Ольга Романова, свидетельство человека, который недавно освободился из ИК-6, исправительной колонии, которая находится под Кировым и которая тоже считается одной из самых жестоких, где заключенных ломают разными способами, включая и сексуальное насилие.
Этот материал для канала сняла, видимо, местная журналистка. По-моему, ее зовут Екатерина Лужникова. И потом комментирует (очень хороший, кстати, очень яркий человек), это всё рассказывает, как там это всё происходит. Не буду вас удручать этими подробностями. И потом это комментирует глава Комитета против пыток Игорь Каляпин, тоже уже в интервью. Вот такие материалы, которые становятся действительно частью нашей обыденной, не просто еженедельной, а каждодневной повестки.
К. Ларина― К вопросу о «Мемориале*» (иностранном агенте). Опять же, возвращаюсь к фильму Константина Гольденцвайга. Там есть еще совершенно потрясающий… Что больше всего поражает, так это люди, — повторю я эту фразу. Опросы жителей Бутовского района. Помнишь в этом фильме? Где Константин задает им вопросы, что такое вообще «Мемориал*», что вы о нем знаете (иностранный агент). Что только люди не говорят! Я вообще просто поражаюсь. Это люди, которые живут здесь, в России, в Москве практически! Что они говорят, ты помнишь? Что это организация по ритуальным услугам. Что это организация, которая занимается сохранением архитектурных памятников.
И. Петровская― То есть просто не знают вообще. И это даже еще слава богу. Потому что иначе, если бы они знали, они бы говорили какие-нибудь отвратительные — то, что они услышали от пропагандистов. А у Алексея Пивоварова очень важный момент — это свидетельства детей, потомков жертв политических репрессий, которые рассказывают, как благодаря именно ныне иностранному агенту «Мемориалу*» они сохраняют память о своих родственниках. Как благодаря иностранному агенту «Мемориалу*» эти судьбы их родственников они либо узнавали, либо они попадали в эту великую базу данных жертв политических репрессий. Это очень сильный эмоциональный момент, очень сильный.
К. Ларина― И раз уж мы так подробно говорим… Поймите, дорогие друзья, просто какие-то детали, которые оседают в памяти после такого объемного просмотра на одну тему, которые очень хочется зафиксировать. Как зарегистрировали «Мемориал*» с помощью Михаила Горбачева. Как на похоронах Сахарова он подошел к Боннэр и спросил, чем помочь. И она ему ответила: «Зарегистрируйте «Мемориал*»».
И. Петровская― Иностранный агент.
К. Ларина― Да. И он это сделал. И как многие сотрудники «Мемориала*» (иностранного агента) сегодня фиксируют, что сейчас страшнее, чем тогда, в 1989 году, еще в советское время. Хочется, конечно, чтобы всё кончилось хорошо. У нас вчера был Илья Новиков, один из адвокатов, которые защищают «Мемориал*» (иностранного агента). Прогнозы, конечно, не очень утешительные.
И. Петровская― А мне кажется почему-то, что будет более или менее. Хорошо не будет, но более или менее. У нас новости, потом продолжим.
НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
И. Петровская― Мы идем дальше всё в том же составе — Ксения Ларина, Ирина Петровская, Илья Крылов. Ну, меняем тему резко.
К. Ларина― Но тоже не очень резко-то мы ее и меняем. Потому что опять, во-первых, речь идет о человеческих потерях. Тут ничего особо резкого-то и нет.
И. Петровская― В смысле, переходим к другой. Вот что я имела в виду. Вчера похоронили совершенно замечательного человека Мариэтту Омаровну Чудакову, которая, к огромному сожалению, умерла как раз от ковида в «Коммунарке». Не справилась.
Кстати, я посмотрела в эти дни программу «Школа злословия» (была такая — удивилась, кстати, что были такие программы) с ней. Она была гостьей у Дуни Смирновой и Татьяны Толстой. И там Дуня Смирнова про нее говорит: «Если бы хотя бы раз в неделю по 10 минут Мариэтту Омаровну показывали по телевизору с таким обращением (как «Слово пастыря» тогда уже было), то страна довольно быстро стала бы другой».
И.Петровская: Когда люди не видят, что их снимают, у них происходит такой духовный контакт
Действительно, она была совершенно уникальным человеком. Помимо того, что она была потрясающим литературоведом, специалистом по Булгакову, Зощенко, вообще по литературе 20-30-х годов, она была невероятно яростной защитницей прав любого человека. Она была активнейшим просветителем — в прямом смысле этого слова, потому что она собирала библиотеки и возила их в какие-то отдаленные города. Практически своим ходом, на машине.
К. Ларина― Причем делала это, что важно, до последних дней жизни — практически до того, как она заболела, она ездила. В таком почтенном возрасте она колесила по всей России.
И. Петровская― На «жигулях». Водитель у нее был, и они на «жигулях» ездили действительно в какие-то самые отдаленные уголки. Она, как там же сказала Смирнова, иная. Иная, ни на кого не похожая. Но я сейчас перехожу к совершенно…
К. Ларина― Подожди, Ира, извини, что я немножко ломаю. Я поняла, про что ты хочешь говорить — про ковидную тему на официальном телевидении. Тогда уж, если мы заговорили о прощаниях, во-первых, то всё-таки вспомнила программу практически архивную, про которую дети вообще не знают, что такое было «Школа злословия».
И. Петровская― Но это долго рассказывать. Найдут — посмотрят.
К. Ларина― Да, но факт другой. Что было это время, когда Мариэтта Омаровна Чудакова принимала участие не только в таких вот разговорах с интеллектуалами типа «Школы злословия» — не для всех, что называется, — а принимала участие в различных политических дискуссиях. Принимала участие в программе «Поединок», которая тогда еще была, по-моему, с Соловьевым, когда туда еще пускали приличных людей.
И. Петровская― Помимо этого, у нее был цикл лекций на канале «Культура». Кстати, сейчас его повторили. Просто сейчас этого тоже уже нет.
К. Ларина― Это такой абсолютный трибун — безусловно, человек-трибун, которая очень много сделала для того, чтобы в России победила демократия. Она всё время поражала, Ира, своей абсолютной убежденностью, что прекрасная Россия будущего настанет прямо сейчас, буквально через минуту, если мы не будем предаваться унынию, не будем опускать руки, а заниматься хоть чем-нибудь. Что, собственно, она и демонстрировала в качестве примера.
Ну и второе. Я посмотрела целиком всё прощание с Валерой Гаркалиным. Очень тяжело было это всё видеть. Но какие прекрасные слова были сказаны об этом человеке его коллегами! И Верой Алентовой, и Игорем Золотовицким, и многими другими. И вообще эта церемония прошла, как мне кажется, с очень точной интонацией. Печаль и горечь утраты сочеталась с каким-то нездешним обаянием этого человека, ушедшего. И все как один люди, которые выходили к микрофону — его товарищи, коллеги — все говорили о том, что это был большой ребенок всю жизнь. И параллельно с этим была программа у Малахова.
И. Петровская― Была даже не программа, а параллельно с этим. Я расскажу не только как прощались с Валерой Гаркалиным и с Ниной Руслановой отчасти, но как телевидение цинично начинает использовать этот самый ковид в своих целях — в целях пропаганды вакцинации. Безусловно, дело полезное — пропаганда вакцинации. Другой вопрос, какими средствами. А средства ничуть не отличаются в целом от шаблонов общей пропаганды.
С Валерием Гаркалиным получилось вообще ужасно, потому что Андрей Малахов, который устроил прямой эфир (как бы поминальная такая традиция — собирают гостей), оттолкнулся не от каких-то добрых воспоминаний друзей, а от странной реплики, которую бросила его коллега с Первого канала Лариса Гузеева в одной из веток, обсуждавших эту смерть, про то, что он не был привит, и что он ей в этом сам признался. И усугубила, сообщив еще, что он не просто не был привит, а купил — Валерий Гаркалин.
К. Ларина― Ужасно! Просто оболгали человека.
И. Петровская― И что он тоже в этом якобы признался. И весь поминальный эфир (во всяком случае, большая его часть) был построен на том, что Малахов у каждого из присутствующих, пришедших помянуть светлыми, добрыми словами своего товарища и коллегу, выяснял, могло ли быть такое, что он не привит, как так получилось, что он не привит, зачем он лукавил, когда призывал других прививаться. И закончил всё это призывом к зрителям не повторить историю Гаркалина и Нины Руслановой, которая тоже в конечном счете умерла от ковида, и привиться, а то будет примерно так. Более безобразного чего-то трудно представить.
К. Ларина― Ты скажи, кстати, Ира… Очень важно, а то люди подумают, что так и есть. Сама Гузеева уже сказала, что она соврала.
И. Петровская― Подожди, там уже цитировали слова дочери, которая, услышав, какая разворачивается волна, борьба прививочников… А все начали дико выяснять отношения во всех соцсетях. Прививочники говорили: «Вот, он не привит, поэтому такое случилось», после этих слов Гузеевой. Антипрививочники, наоборот, говорили: «Вот, он привился — вот цена вашей хваленой прививки!». Прошли еще сутки. Валерия Гаркалина похоронили. И тогда та же самая всенародная сваха сказала, что она солгала. И солгала она с благой целью.
К. Ларина― В пылу полемики.
И. Петровская― Да, в пылу полемики, в пику антиваксерам, чтобы они не катили бочку на прививки, которые якобы не помогли. Вот это уже был совсем апофеоз. Причем заметим, что если утверждение Гузеевой, что он не привился, прозвучало у Малахова, то ее якобы опровержение уже просто было опубликовано в соцсетях и отчасти растиражировано разными газетами и средствами массовой информации. Ну а дальше пошло-поехало.
И стало понятно, что сам тон, риторика и концепция этой прививочной пропагандистской кампании меняется. Решили, что хватит увещевать — будем вас пугать. На примере любых знаменитостей будем рассказывать, к чему приводит — даже знаменитостей не щадит. На других примерах мы будем рассказывать, что на самом деле эта вакцина к нам заслана с Запада… Не вакцина, а вирус заслан с Запада. А противники вакцинации тоже действуют по указке Запада.
К. Ларина― Иностранные агенты.
И. Петровская― Практически да. Соответственно, чтобы истребить здесь, наверное, побольше россиян. Никаких дискуссий — они исключены. Одного-единственного даже не антипрививочника, а человека, который подвергает некоторому сомнению необходимость принудительной вакцинации, позвали к Гордону в «Док-ток» и буквально забили его там ногами, не дав ему практически слова сказать. Потом он с позором был изгнан тем же самым Гордоном со словами: «Пошел отсюда вон, ты сам больной».
Это, честно говоря, меня пугает, может быть, еще больше, чем предыдущая неудачная кампания. Потому что всё это происходит на фоне… В этот же день сам Владимир Владимирович, который рассказывает, что он привился и даже стал испытателем назальной вакцины (она у него почему-то была в виде порошка), рассказывает, что в целом он за то, чтобы вакцинация было добровольной. А Гордон призывает и говорит, что идея того, что это должно быть подсудно — отрицание вируса, отрицание пользы вакцинации — соответственно, совершенно в пику.
Я представляю людей, которые всё это слушают. То им Никита Сергеевич внушал, что вакцинация — это на самом деле чипирование, и ими будут тогда как скотом управлять и вообще в конечном счете изведут. Теперь наоборот, говорят, что вакцинация нам, опять же, заслана с Запада, только она, наоборот, очень полезная, а антипрививочники, соответственно, ведут свою подрывную работу по требованию и за деньги мировой закулисы. И это, честно говоря, пугает еще больше. И всякие ролики в виде таких рекламных слоганов, где говорят: «В морге передумать не получится».
В общем, я внимательно наблюдая за развитием этой кампании и ничего полезного от нее совсем… Ну и сюда же письмо 11 врачей, где предлагают знаменитым тоже так называемым антиваксерам пройти весь путь от «красной зоны» в реанимацию и морг. Логично: после «красной зоны» вполне реально туда попасть. И никто не ссылается на ответные письма части людей, упомянутых в этом письме, где они тоже доказывают, что они никакие не антипрививочники, они на самом деле сами переболели, привились и своих родных привили. Они выступают то же самое — подвергают сомнению обоснованность принудительной вакцинации. Наверное, и принудительную тоже можно как-то иначе проводить, а не таким способом — чуть ли уже не к уголовной ответственности привлекать.
К. Ларина― Стоит заметить в конце этой речи…
И. Петровская― Пламенной.
К. Ларина― Да, что обе ведущие программы «Человек из телевизора» привиты.
И. Петровская― Да, и собираются, когда наступит время, ревакцинироваться.
К. Ларина― Наступит наш час, и мы ревакцинируемся.
И. Петровская― Я, по мере своих скромных возможностей, тех, кто в моем окружении еще не дозрел, пытаюсь, только без пугалок и страшилок, убедить всё-таки, так скажем, в разумности этого шага.
К. Ларина― Еще есть одно событие, которое мы не занесли в список наших впечатлений, но мне бы хотелось, чтобы мы об этом сказали. Может быть, люди не знают. Это короткометражный фильм Михаила Ефремова. Он один из авторов этого фильма, который называется «Евангелие от Федора». Это фильм о Достоевском и романе «Преступление и наказание».
И. Петровская― По роману, как я поняла.
К. Ларина― Ну, там несколько сцен. И там есть большой блок, посвященный самому Федору Михайловичу, тоже как бывшему каторжнику, о том, как человек спасается за этим страшным забором, за колючей проволокой. Этот фильм создан как раз в основном осужденными. Михаил Ефремов, как мы поняли, написал сценарий и сам читает там закадровый текст. Ты посмотрела?
И. Петровская― Я так называемый трейлер посмотрела.
К. Ларина― Да, полного еще нет. Надеюсь, что покажут этот фильм, если появился трейлер. Найдите, посмотрите — он есть.
И. Петровская― Но его вряд ли покажут по телевизору, естественно.
К. Ларина― Нет, ну что ты, при чем здесь это? В сети можно найти. Мне кажется, это та новость, за которую хочется человека просто обнять. Пусть он этот путь пройдет. Уж не знаю, кто ему послал этот путь страшный — Господь Бог, или он сам его себе создал. Но мне кажется, что важно, что человек сейчас сосредоточен на том, что происходит с ним здесь и сейчас, и пытается применить свои навыки, умения и таланты в тех обстоятельствах, в которых он оказался. И там, кстати, еще его дочь занята в этом фильме в роли Сони Мармеладовой, которая прислала свое видео из Москвы.
И. Петровская― Можно я скажу, что еще произвело на меня невероятное впечатление? Это два — одно интервью, а другой такой формат видеомарафона, пресс-марафона. Это интервью Лукашенко корреспонденту BBC и вчерашний 5,5 (или даже 5:50 длился) видеомарафон президента Владимира Зеленского.
Меня не потрясло то, что они говорили, потому что, во-первых, в случае с Белоруссией понятно, что будет говорить Лукашенко, а в случае с Украиной не всё было понятно именно потому, что там упоминаются события, люди, их внутренние политические деятели, и большая часть шла на украинском языке. Меня потрясло отношение к журналистам, с которыми встретились два, в общем, таких разных персонажа.
К. Ларина― То есть Зеленский тоже так же себя вел?
И. Петровская― Ты посмотри. Это невозможно словами передать.
И.Петровская: Он не хочет показаться добреньким, отцом нации — он хочет показаться диктатором
К. Ларина― Ну понятно, там какое-то раздражение было.
И. Петровская― Да, там был такой формат: за 5,5 часов менялись журналисты, которые были аккредитованы на эту встречу. Он временами совершенно выбешивался. Это было видно, даже когда он пытался скрыть. Он совершенно непозволительным тоном общался с Савиком Шустером. Честь и хвала, кстати, Савику, который достойнейшим образом на это реагировал,без всякого ответного…
Потом это было уже такое реальное хамство. Когда он, по сути, упрекнул Савика, что тот инородное тело, потому что он не украинец, Савик очень достойно ответил: «Я европеец». Тогда и Зеленский ему сказал: «А я украинец». И Савик ему ответил: «Но Украина же Европа». И тот вынужден был признать, что да, европеец. Там было очень много таких моментов. Но если говорить о сходстве разных типов общения, в том числе и нашего лидера, там не было ни одной подсадной утки (по крайней мере, так выглядело) с заранее подготовленными ответами.
К. Ларина― Украинские журналисты? Прости, пожалуйста.
И. Петровская― Конечно, только украинские. Никто не просил слова, как это происходит у нас на встречах с журналистами. Больше того, они его нещадно перебивали. Они не давали ему уходить в сторону. Они не давали ему привирать — допустим, скажем грубо. Они упорно возвращали его к теме.
К. Ларина― То есть вопрос, который можно доспросить, добиться ответа на него.
И. Петровская― И добивали. Были целые блоки, как добивали, как добивались прямого ответа. Как уходил от этого ответа Владимир Зеленский, и как, уходя, он, что называется, путался в некоторых случаях в показаниях, говоря то одно, то другое.
К. Ларина― А он на украинском говорил?
И. Петровская― И на украинском, и на русском. С Савиком, например, он легко переходил с украинского на русский, но, разумеется, больше говорил по-русски. А после этого 3,5 часа шло шоу Савика Шустера «Свобода слова». И вот тут я почти зарыдала, потому что мы вообще от этого формата отвыкли. Когда пришли значительные, значимые лица, которые обсуждали этот прошедший марафон абсолютно со всей, что называется, прямотой. Не то что не стесняясь в выражениях — нет, это всё было корректно, — но конкретно разбирали все эпизоды, в том числе какие-то конкретные эпизоды из того, что сказал, из внутренней украинской жизни.
И конечно, естественно, Зеленский дал повод нашим телепропагандистам — невероятный. Вчера, слава богу, была пятница, поэтому не было многих шоу, но они уже вчера начали глумиться и разбирать всё это с точки зрения поведения самого Зеленского. Но тут уже это настолько явно и не поспоришь. Когда они говорят, что на Украине (в Украине) нет свободы слова — вот она была, в прямом и в закавыченном виде. В смысле, мы видели то, что происходило во время этого видео-пресс-марафона, и то, что потом происходило в студии у Савика Шустера.
Ну а Лукашенко, конечно — это, если ты видела, страшный вариант, потому что я первый раз видела, чтобы зарубежному корреспонденту такой влиятельной корпорации, как ВВС, президент страны не просто хамил — он даже угрожал временами. Не говоря уже о том, что он передергивал. Известные всем события он продолжал трактовать в этом стиле, как Колесникова хотела сбежать из страны, хотя всем известно, что Колесникова не захотела и порвала свой паспорт.
К. Ларина― Ира, но ведь самое-то главное в этом — что мы, Лукашенко не знаем? Знаем. Он всё время проверяет, отодвигает эту красную линию. Это можно? Можно. И так можно, и так можно. Меня поражает, что это глотают свободные журналисты.
И. Петровская― Нет, если ты заметила, здесь журналист, во-первых, был уже тоже такой возрастной. Он его перебивал и тем самым доводил до белого каления. Он ему всё время говорил, переходя при этом на «ты»: «Не надо меня перебивать! Дай мне сказать!». Чуть ли не «Что ты врешь?». Нет, он был выбешен.
И я тебе должна сказать, что последний раз я видела, наверное, как и все такие достаточно большие интервью, когда он перед теми выборами давал большое интервью Гордону, и потом после выборов, когда уже начались протесты, он десанту российских пропагандистов тоже давал большое интервью. И тогда он еще выступал всё-таки в образе такого батьки, такого колхозника-хитрована, хозяина — хозяйственного, хитрого, безусловно. Но здесь он уже не скрывает своего, извините, хищного оскала. Он уже не хочет показаться хорошим. Он не хочет показаться добреньким, отцом нации — он хочет показаться диктатором. Это было очевидно.
К. Ларина― Конечно, мне в этом разговоре как-то очень обидно, что получается, что у нас такая пара — Зеленский и Лукашенко. А пара-то другая должна быть, и она гораздо страшнее — это Лукашенко и Путин. И когда мы говорим про интервью BBC Лукашенко, конечно же, вспоминаются сразу аналогичные интервью Владимира Путина разным иностранным зарубежным корреспондентам.
Нет, там тоже есть и вранье — сколько раз про это говорили, и завуалированное хамство и высокомерие. Но понятное дело, конечно же, что этот человек, про которого ты говорила, усовершенствует то, что делает его старший брат. Он идет дальше. И мне кажется, что именно это интервью и поведение Александра Лукашенко — мы о нем еще вспомним в связи с другим президентом.
И. Петровская― Нам будет с чем сравнить. А Зеленского, честно говоря, мне было жалко, потому что он, мне кажется, оказался во власти представлений о том, что им по-прежнему, может быть, хотя бы свои журналисты восхищаются или как-то ему сочувствуют. И он был потрясен, увидев эту реакцию — что и свои (кого он, наверное, считал в начале срока своими) вот так, совершенно без всяких сомнений и смущения, бьют по каким-то болевым точкам. Мы должны заканчивать.
К. Ларина― Да, у нас опять получается Юлий Ким. Время старых песен, как мы говорим, когда заводим песни Галича, Кима. Но, кстати, песня, которую вы сейчас услышите, написана уже в эпоху Путина, то есть в новейшей истории. Она небольшая, короткая, но, по-моему, там очень коротко и лаконично всё сказано.
*
«Мемориал» —
НКО, признанное иностранным агентом.
Телеканал Дождь —
СМИ, признанное иностранным агентом.
Телеканал Настоящее Время —
СМИ, признанное иностранным агентом.
«Международный Мемориал» —
НКО, признанное иностранным агентом.
Уходящий 2021-й, год столетия Андрея Дмитриевича Сахарова, не был объявлен «годом Сахарова» ни в России, ни во всём мире: он и не стал таковым фактически, как это можно было бы вообразить, скажем, 30 лет назад. Те скромные усилия, посвященные дате, – заседания назначенной мемориальной комиссии, чеканка его изображения на монете, где Сахаров упоминается как выдающийся атомный оружейник, или рассуждения президента страны о месте памятника в Москве, даже соображения о возвращении наследникам неправомерно отнятых в своё время средств, – неужели вся эта мишура хоть сколько-нибудь уместна и сопоставима с величием и ролью фигуры Андрея Дмитриевича в будущей истории страны и мира?!
Всякие упоминания о пандемии или о других помешавших событиях не годятся в качестве объяснения или оправдания такой скромности юбилея рождения (и, кстати, его кончины, 14 декабря 1989 года). А причина предельно проста: личность Сахарова и его правозащитная деятельность совершенно неприемлемы для нынешней российской власти; упоминания о нём, о его работе находятся в безусловном противоречии со всей политикой этой власти, близорукость и ничтожество современной российской, агрессивной официальной пропаганды становятся очевидными при сравнении их с программами Андрея Дмитриевича.
Если представить себе присутствие Сахарова образца 1970–1980-х годов в наши дни, то, конечно, он был бы первым кандидатом в «иностранные агенты», а его детища «Мемориал» (объявлен российскими властями «иноагентом», оспаривает этот статус. – РС) и «Московская (позже Петербургская) трибуна» были бы немедленно закрыты. Если второму из великих деятелей России последнего полувека, Александру Солженицыну, удалось найти взаимопонимание с путинской властью в начале 2000-х, то представить себе хоть какой бы то ни было её контакт с Андреем Сахаровым абсолютно невозможно. Правозащитная деятельность в стране несовместима, даже враждебна советским порядкам и традициям, которые почти полностью воспроизведены в современной России.
Будет ли ещё у России шанс на реформы? Неизвестно
Я полагаю, что эволюция, которую, несомненно, прошел Сахаров, начиная с 1960-х годов, от преданного советской власти специалиста до прямого её противника, была сродни эволюции многих тысяч людей. Степень осознания того, какова истинная природа и происхождение советской власти, в чем её суть и в чём причины её неприятия, могли быть у разных людей разными. Но, думаю, иллюзии у думающей части населения должны были бы рассеяться полностью уже к концу 1960-х или даже раньше.
Разочарование и неверие в коммунистические догматы, казалось бы, можно преодолеть с помощью конвергенций и компромиссов, но более пристальный взгляд приводил думающих к такому выводу: истинное и непреодолимое неприятие советской власти заключается вовсе не в её идеологии или в её экономической политике, а в самой структуре, в её бесчеловечной практике, присущей с самого её ленинского, а потом сталинского начала. Эта власть и задумана была как полицейская, как власть над умами людей и их жизнями, как власть, для которой ценность человеческой личности самой по себе – нулевая. Поэтому защита прав личности в такой стране по своей сути есть антигосударственная деятельность.
К сожалению, это фундаментальное обстоятельство, несмотря на его очевидность, до сих пор плохо усвоено большинством россиян. До сих пор слезливые сожаления о прошлом звучат из уст не только ретроградной, но и либеральной публики, иногда вместе со снисходительными суждениями о тогдашних оппонентах и их роли, о диссидентах, о Сахарове. Именно поэтому попытка реформировать страну в 1980–1990-е годы не могла окончиться удачно. Среди либералов и организаторов сопротивления путчу не было достаточного понимания того, что именно является целью перемен: только смена идеологии и вытекающее из этого разрешение частной собственности или (что несравненно более важно) ликвидация системной кагэбэшной полицейщины? Последняя совместима с любой идеологией и любой экономической системой, как мы теперь понимаем.
Трагедией было отсутствие Андрея Дмитриевича среди нас в 1991-м, 1993-м, 1999-м, 2014-м, в переломные годы российской истории. Достаточно вспомнить идею Сахарова об отмене 6-й статьи Конституции СССР, статьи о руководящей роли партии, идею, сплотившую многомиллионные протесты конца 1980-х и подготовившую последующие события августа 1991-го, до которых Андрей Дмитриевич, увы, не дожил. При этом надо понимать: Старая площадь и Лубянка всегда существовали вместе (хотя и не любили друг друга), и интернировать первую (что и было сделано в августе), даже свалить на землю символ второй, означало сделать лишь небольшую часть «реформирования».
Трудно сказать, помогло ли бы нам в 1990-х политическое чутье Сахарова, который как будто отстранялся от фигур и Михаила Горбачёва, и Бориса Ельцина. Но уверен, что Сахаров бы резко протестовал против кандидата в президенты из числа сотрудников известной организации, отправившей его в горьковскую ссылку, потому что знал: «бывших сотрудников» не бывает.
Перманентное оформление всесилия силовых структур, которые, не скрываясь, управляют государством от имени президента, показывает, что у общества нет средств защиты от полицейщины: фиктивные выборы, лжеполитические партии, псевдообщественные комитеты – лишь хорошо знакомая советская бутафория. Отличие внешнего облика сегодняшней России от облика стран демократического мира и стран, пытающихся к этому миру приблизиться, лишь увеличивается. Будет ли ещё у России шанс на реформы? Неизвестно…
Анатолий Вершик – петербургский математик
Высказанные в рубрике «Право автора» мнения могут не отражать точку зрения редакции
Любой человек вне зависимости от своей профессии, будь он пожарник, врач или кто-либо другой, не всегда задумывается над тем, что его обычная работа может оставить в чьей-то жизни большой след и добрую память.
Я с малых лет увлекаюсь фотографией и сразу после армии, недолго думая, взял в руки фотоаппарат. В итоге более 35 лет плодотворной деятельности, куча снимков и тысячи людских образов. За долгие годы фотография стала для меня работой, когда как для многих людей сделанный мной небольшой снимок, становился чем-то знаменательным и порой светлой памятью об ушедшем в мир иной близком человеке.
Осенью 2006 года после возвращения из Германии, я поехал в Беной навестить своего родственника, а он охотник с большим стажем. В то лето в их село стала наведываться одна волчица и нападать на домашний скот. Мой родственник со своим другом вынужден был отыскать волчицу и застрелить ее. Но когда они обнаружили маленьких волчат, то не смогли их оставить на верную гибель и забрали с собой домой. Узнав про это, я не смог удержаться от возможности увидеть волчат. И мы с родственником и моим сыном пошли к соседу Амхаду Байсултанову, у которого дома находились волчата.
Амхад оказался мужчиной большого роста и такой же большой, доброй души. Удивительно было даже слышать такой приятный, мягкий голос у человека с таким ростом. Амхад с большим удовольствием показал волчат и рассказал почему они вынуждены были пойти на убийство волчицы. Услышав голоса не знакомых людей, вышла из дома пожилая мама Амхада Саи, по морщинистому лицу которой можно было сказать, что на своем жизненном пути она повидала немало трудностей и горя.
Я всегда стараюсь запечатлеть на фотографии красивого ребенка или же образ пожилого человека. Не удержался и на этот раз. Уж больно запоминающимися были испытанные временем черты лица бабушки Саи. Я заботливо усадил ее на кресло и начал свою работу, а Саи как профессиональная фотомодель послушно позировала мне, выполняя мои просьбы куда смотреть и как держать костыль. В этот момент, выполняя свою работу, я даже и не предполагал, что этот обычный фотоснимок принесет столько светлых и ярких эмоций для этой семьи.
Приехав из Беноя в Грозный, фотоснимок бабушки Саи я отдал главному редактору литературно-художественного женского журнала «Нана» Луле Жумалаевой (Дала геч дойла цунна), которой он очень понравился, и фотография пожилой жительницы Беноя появилась на внешней обложке журнала. А уже дальше совершенно неожиданно для меня эта фотография начала свой большой путь. В скором времени я увидел свой снимок на большом баннере в Гудермесе по случаю Дня Матери. Честно говоря, я был очень недоволен тем, что мой труд использовали без моего ведома и думал как мне поступать дальше. Разумеется, портрет на баннере увидели и многочисленные родственники бабушки, которые стали фотографироваться на фоне ее фотоснимка и звонить об этом Амхаду, который не ожидал такой известности своей престарелой матери.
Для Амхада и его родственников, живущих обычной жизнью сельских тружеников, публикация Саи в журнале, а затем и на баннерах в разных частях города, оказалось большим радостным событием. Мой родственник позвонил мне и сказал, что Амхад очень благодарил меня за фото его матери и очень хочет увидеть меня и лично поблагодарить, когда я приеду снова в гости.
Я не особо придал значения тому, что сказал мне родственник, так как и не предполагал, что обычное фото может доставить столько радости для целой семьи.
Я очередной раз съездил в Беной к родственникам. Амхад как и обещал, пришел меня увидеть.
— Мы простые и малоизвестные люди в республике – сказал мне Амхад, – а ты прославил нашу маму на всю республику. Ты не можешь себе представить сколько радости ты принес моей матери, мне и многим нашим родственникам, некоторые из которых даже не верят до сих пор, что все это сделано бесплатно, без единой копейки. Спасибо тебе большое за это. Ты очень нужный человек для нашего народа – благодарил меня Амхад.
Он вручил мне пакет с вялеными домашними колбасами и мясом медведя, которое он долго держал специально для меня в морозильнике холодильника.
Я был рад такому необычному презенту и даже немного смущен от слов Амхада.
С тех пор прошло несколько лет. За это время Саи слегла в постель и после двух лет продолжительной болезни тихо ушла в мир иной. С болью в сердце провожал Амхад в последний путь самого близкого и дорогого человека.
Прошли годы. Амхад много раз приглашал меня к себе и обещал свозить по интересным местам в горах. И такая возможность мне представилась этим летом. Амхад приехал на своей новенькой «Ниве», подаренной ему его племянниками, которые посчитали, что их дядя по горным дорогам должен ездить только на надежной машине. Такие крутые и опасные горные дороги моя машина не преодолела бы.
Интересно было наблюдать за Амхадом. С его ростом ему не совсем удобно было садиться в машину. Сиденье водителя было отодвинуто назад и пассажиру с таким упитанным телосложением как я не было места. Руль в руках Амхада казалась рулью игрушечной машинки и легко помещалась у него в одной руке, поэтому он редко когда брался за нее обеими руками. Ну а его большие сильные руки можно было бы с легкостью использовать вместо весел для лодки. Казалось, что у такого сильного в прямом смысле этого слова человека, ничего не сможет пробить слезу, будто его сердце спрятано под тяжелым панцирем большого тела. Но была одна тема для разговора, одно имя при упоминании которого этот большой человек не скрывал свою большую слабость. Не важно сколько нам лет, какого мы роста и телосложения, сколько в нас силы и на что мы способны, но лишь пока жива мать, мы можем ощущать себя детьми. По-настоящему детство заканчивается не тогда, когда мы взрослеем, а когда умирают наши мамы. Вот и Амхад не сдерживал своих слез и рассказывал, что ни разу никогда не уезжал далеко от матери, ни разу не расстроил её ни словом, ни поступком, но одна слабость до сих пор коробит его сердце.
— Охота всегда была частью моей жизни. Я очень сильно люблю горы и имел привычку долгое время проводить далеко от дома, в горах на охоте. На тот момент я не знал, как сильно она переживает за меня. И узнав об этом, я искренне просил у нее прощения. Нана простила меня, а вот сам не могу простить себя – сказал Амхад, а по его лицу скатились капли слез.
Он снова начал благодарить меня за тот фотоснимок, на что я пообещал, что обязательно в скором времени напечатаю большой портрет его матери и подарю ему.
Амхад посмотрел на меня и сказал:
— Я не нажил больших богатств, но ни в деньгах и ни в чем не нуждаюсь. Но от такого подарка отказаться не могу и буду считать себя самым богатым на земле человеком, потому что портрет мамы будет моей самой большой ценностью.
Мы молча ехали. Меня переполняло какое-то особенное чувство тепла и необъяснимой боли. Среди этих вековых чеченских исполин, рядом со мной плакал зрелый человек, вспоминая свою мать, ушедшую в праведный мир. Как же велика ты сила любви к матери. Именно любовь к матери и к Родине является самой чистой, искренней, жертвенной и всепоглощающей. Спустя годы, когда моя мать слегла в постель, я смог ощутить это болезненное чувство утраты, внутренней опустошенности и безграничной боли. Слава Аллаху, что я смог посвятить все свое время уходу за больной мамой и сделал все что мог, чтобы она в полной мере ощутила мою заботу и любовь, однако как мизерно это все было по сравнению с тем, чем одарила она меня на протяжении всей жизни…Пусть Аллах обрадует ее Раем. Имя мамы всегда в моих молитвах, а ее светлый образ я ношу в своей памяти будто талисман…
Я поздравляю всех с Днем Матери. Пожалуй, это единственный праздник, к которому имеют отношение все люди на земле, ведь каждого из нас привела в этот мир женщина-мать, чье имя свято и чисто на века!
Муса Садулаев
Год назад в российском и белорусском прокате прошла громкая премьера фильма «Спайс бойз», сюжет которого основан на трагических и резонансных событиях, произошедших в Гомеле в 2014 году. Три друга собрались покурить спайсы, в какой-то момент решили, что один из них демон, и выкололи ему глаза. Кровавый молодежный хоррор обрел более глубокое, драматическое дно.
За время, прошедшее после премьеры, картина получила неоднозначные оценки критиков, несколько наград на международных фестивалях (последнюю — в ноябре в Испании). Многих зрителей поражала жестокость происходящего в кадре. Но вдвойне пугает другое: даже если убрать художественный вымысел, самая тяжелая сцена картины будут очень близка к реальности. Сегодня мы поговорим с режиссером и сценаристом фильма Владимиром Зинкевичем о том, как родилась эта лента и что рассказывал лишившийся глаз Дмитрий, который тоже участвовал в съемках фильма.
Житель дна
— Как возникла идея использовать при создании фильма этот драматический сюжет? Почему вообще решили затронуть тему наркотиков?
— Если смотреть вглубь, корни, наверное, в том, что я родился в Светлогорске — одном из самых «наркоманских» городов бывшего СССР, а впоследствии и Беларуси. Тема наркотиков долгое время проходила где-то рядом. Практически все мое окружение в молодости употребляло наркотики, «чистые» были скорее исключением, подтверждающим правило.
Я помню, что у нас употребление опиума поначалу даже не воспринимали как наркоманию — скорее как приятное времяпрепровождение, развлечение наравне с «пива попить» и «на дискотеку сходить». Сказав кому-то употребляющему «Ты наркоман», можно было и по лицу получить: люди обижались. Два-три раза в неделю они варили маковую соломку и считали это совершенно нормальным. Знакомые говорили мне: «Да ладно, братан, я кайфанул немного, ничего серьезного, завтра увидимся, в спортзал пойдем».
Это уже потом, когда стали понятны масштабы трагедии, когда стали умирать от ВИЧ, взгляд на наркотики резко поменялся.
Думаю, я понял, что происходит что-то ужасное, когда посчитал, что в подъезде моей стандартной девятиэтажки мак варили на девятом, восьмом, шестом, четвертом и третьем этажах.
Окончательно добила ситуация, которая произошла позже, на службе в армии в 1993-м. По состоянию здоровья я попал в пограничный стройбат, служил в Бресте. В первую же неделю на построении комбат приказал всем из Светлогорска сделать два шага вперед. Нас оказалось пятеро. Комбат спрашивает: «Ну и кто из вас, паршивцы, порезал мак у замполита на огороде?» По отношению я понял, что Светлогорск в глазах людей — это дно.
— Но вы не сняли фильм о ситуации в Светлогорске, тема немного иная.
— О наркотиках и о том, к чему они приводят, я хотел рассказать давно. Но надо было найти сюжет, который выглядел бы актуальным в нынешних реалиях. И здесь знакомые рассказали мне историю про события, произошедшие в Гомеле в 2014 году, когда три приятеля решили покурить спайсы, а затем двое из них выкололи товарищу глаза. Очень страшная история. Я сначала подумал: черняга какая-то. Но недели через две в голове начал складываться сюжет. Позвонил в Гомель, у меня там есть знакомые в уголовном розыске, узнал подробности. Потом покопался в интернете, увидел, что случай не единичный. Пазл сложился, и я сел писать сценарий.
Целью было сделать фильм, который не воспринимается как нравоучение. Это страшная история, рассказанная простым, понятным языком. Самое страшное в ней — то, что она основана на реальных событиях, конечно, с определенной долей гипертрофирования и художественных допущений.
— Фильм часто классифицируют как хоррор и одновременно комедию. Уместное сочетание в нашем случае?
— Для меня «страшно» и «смешно» всегда идут рядом. Слишком жуткие вещи в какой-то момент уже граничат с абсурдом — так часто рождается черный юмор. Российские дистрибьюторы решили позиционировать фильм в кинотеатрах как черную комедию, а не как драму и хоррор, как предполагал я. Наверное, посчитали, что таким образом получится привлечь больше зрителей. Я не вправе судить коллег.
Но многие люди, идя на «черную комедию», ближе к развязке утирались холодным потом. Передо мной на показе сидел мужчина, который после окончания фильма сказал: «Надеюсь, на выходе нальют, чтобы в себя прийти». Наверное, это точно описывает состояние многих зрителей после просмотра.
Для меня важны другие отзывы — когда люди, которые пробовали спайсы, переживали эти ощущения, посмотрев картину, говорили: «Мы верим, похоже на правду».
Люди-тени
— У вас был опыт употребления? В Светлогорске мало кто минул его…
— Было несколько единичных моментов четверть века назад, но только с «травой». Пробовал пару раз — понял, что не мое. «Тяжелых» наркотиков я боялся, в моем кругу считалось, что прикасаться к ним — это значит сильно замараться. На наших глазах, начав употреблять, люди стремительно менялись. Еще недавно человек был тусовщиком, душой компании, а познакомившись с наркотиками, он полностью выпадал из социума, превращался в отшельника, который строит свою жизнь на лжи и воровстве. Живет от дозы до дозы. Я называл таких «люди-тени».
— Думаете, тема спайсов все еще актуальна?
— А вы почитайте новости. Конечно актуальна. И месяца не проходит, чтобы молодой парень или девушка не погибли. Недавно вон девушка в Москве покурила и в окно вышла. Сейчас я в Москве нахожусь, здесь среди молодежи распространена новая «дурь» — соль. Ее дурачки малолетние называют «искусственный кокаин». Стоит недорого, после нее бегают все из себя бодрые такие, заряженные. Но через 30 минут их отпускает, и очень хочется закинуться снова. Пару вечеров в компании «попылесосишь», и уже крепко сидишь на нем. Утром ломка, как у наркомана со стажем.
— Что поразило вас в спайсах, когда вы изучали тему во время написания сценария?
— В первую очередь — полное отсутствие здравого смысла. Употребляя спайс, люди мгновенно теряют все человеческое, их поведение даже к животному невозможно приравнять. Ты «курнул» — и как будто играешь в русскую рулетку: может, глаза другу потом вырежешь, может, в окно выйдешь, может, повезет и просто голым пойдешь гулять по улице. Я не придумываю, это все сценарии из жизни. Мои знакомые девушки ехали по Минску, и к ним на капот неожиданно прыгает голый мужик — под спайсами, конечно.
А еще страшно, что у некоторых иногда все проходит «по лайту». И это может сформировать идею, что и в будущем «пронесет» — а значит, можно. Из съемочной группы несколько человек были знакомы со спайсами, пробовали еще до 2014 года, когда они еще не были запрещены. Так вот «лайт» — это не только «покурил и забыл», но и когда мужик всю ночь лежит, после того как покурил, в ванной дома и орет во весь голос — надеется, что отпустит.
Послал Малахова
— Вы встречались с реальными героями событий в Гомеле?
— Прообраз главного героя — тот самый парень, которому в Гомеле товарищи выкололи глаза. Зовут его Дима. Вообще, он не очень готов был общаться. Знаю, что через месяц после трагедии его к себе на программу позвал Малахов — и был послан подальше. Дима — такой дворовой боец, гордый парень, хотя ему предлагали хорошие деньги.
Поначалу на контакт он не шел. К нему поехали ребята из съемочной группы — он и их послал. Тогда уже я подключился, начал общаться с его другом, сказал, что не надо изливать душу, что захочет сказать — скажет. Пусть воспринимает не как интервью, а как актерскую работу. Тогда он согласился.
А с теми, кто глаза выкалывал, я, конечно, не встречался. Они сели, и надолго.
— Каким вы увидели Диму?
— У него есть нарушения в работе опорно-двигательного аппарата — я не вдавался в подробности, что за они, а он не посчитал нужным рассказать. Это на самом деле мистический момент, так как я прописал в сценарии, что у главного героя фильма ДЦП, еще не зная о проблемах Димы.
При этом он вполне рассудительный, адекватный парень.
Еще было заметно, что Дима до сих пор не смирился. Он уверен, что не все потеряно. Услышал, что где-то в Израиле есть клиника, которая выращивает и имплантирует глазные яблоки. Просил нас найти выходы на нее. Мы сразу понимали, что это фейк, но старательно пытались помочь. Несколько недель обзванивали клиники. Когда стало понятно, что вариантов нет, сказали ему правду. Парень, конечно, расстроился, но надежда, что зрение удастся вернуть, у него не пропала.
— Дима рассказывал, что произошло, когда он лишился зрения?
— Мы сразу договорились, что это табу, тему не затрагиваем. Составили фразы, которые он готов сказать на камеру, которые бы художественно, иносказательно отразили ситуацию, в которой он оказался. Их зритель может увидеть в конце фильма.
Но о том, что там происходило, я слышал от гомельских оперов. Милицию вызвали потому, что по улице в частном секторе бегали голые парни. Когда милиционеры пришли в дом, Дима сидел без глаз, смеялся и рассказывал стихи. У него было разрезано лицо: ему пытались снимать кожу, считали, что он дьявол. А один из парней в это время играл его глазными яблоками в футбол на полу.
Меня впечатлило, что Дима был уверен, что он все видит. Из этого состояния в реальность он вынырнул только через два дня.
А еще меня поразило, что он просил, чтобы мы как-то повлияли на сроки, которые дали ослепившим его товарищам (одному дали 11 лет колонии усиленного режима, второму — 15. — Прим. Onlíner): мол, ребята уже оплатили ущерб, отсидели сполна. Дима сам писал несколько писем, чтобы им смягчили наказание. Значит, простил.
— Вы видели Диму, погружались в историю. Как считаете, стоит смягчить наказание?
— Мне очень сложно быть судьей в этом вопросе, это все же человеческие судьбы. Думаю, что срок, который им дали, они досидят.
— В вашем фильме главного героя считают не дьяволом, а роботом. Это художественный вымысел?
— Это аллюзия на еще один драматический случай, произошедший в Минске. Тогда парень под спайсами подумал, что его друг — робот, достал ему глаз и засунул туда цепочку, чтобы «закоротить». Только в этой истории все закончилось еще хуже: пострадавший погиб.
— Какие самые частые отзывы о вашем фильме?
— Чаще всего читаю комментарии, что это кино надо показывать в старших классах. Не знаю, может быть. На самом деле я всегда надеялся, что хоть один человек, посмотрев его, задумается, стоит ли делать затяжку или колоть укол, представит последствия, которые могут ждать впереди. Если такие люди были, значит, мы работали не зря. Фильм не просто так называется хоррором. Я уверен, что молодежь можно испугать.
Если абстрагироваться от кино и говорить о событиях в Гомеле, я считаю, что во всей этой трагедии больше всего поражает то, как рядовые, с точки зрения этих трех парней, действия привели к катастрофическим последствиям. Собрались покурить — думали, что баловство. После — ничего не помнят, очнулись в совершенно иной реальности. Сейчас один стал инвалидом, двое других на долгие годы в тюрьме — у всех жизни полностью разрушены. Кайфанули?
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by