Сумочка к ребру сочинение

Ольга Макарова дала БК55 интересное и многогранное интервью.

— Сейчас очень хорошее время для дизайнеров, не так ли? Мы все — визуалы. Даже в отношении книг. Текст, конечно, сам по себе важен. Но когда заходишь в книжный, рука тянется к хорошо оформленным изданиям. Не обесцениваем ли мы сам текст? Нет ли в этом овеществления?

— Для меня всегда важен смысл в дизайне. Человек берет в руки книгу и зачастую к ней не готов. Он открывает и знакомится. И важно, чтобы не было разночтений в визуальном и текстовом ряде. Вот в оформлении «Записок из мертвого дома» прослеживается сюжет от начала и до конца. Мы видим на обложке крест, который одновременно и окно, и решетка острога, потом открываем на форзаце видим «Омские пазлы. Сон помилованного Достоевского» работы Георгия Кичигина, погружаемся дальше в текст, который также сопровождается иллюстрациями Кичигина, а на заднем форзаце уже видим те же «Омские пазлы», но уже целиком, поскольку нам уже не мешает проем окна.

— Так сказать, пазл сложился. Значит приходится все-таки читать книги, которые оформляешь, чтобы передать смысл?

Есть практика, когда просто делают стандартное дорогое оформление — в коже, например. Колонтитулы, рамочки, вензеле — все в стандартном наборе.

Да, выглядит солидно, но смысловой нагрузки не несет. Тогда можно, конечно, и не читать. Я же преследую цель — погрузить читателя в атмосферу текста. Ты видишь, что перед тобой не простое издание — цвет, фактура, иллюстрации — настраиваешься и погружаешься в этот мир. Я долго подбирала цвет обложки — он должен быть именно такой — серо-коричневый, матовая бумага, имитирующая макулатурную. Я сразу понимала, что здесь не может быть никакой речи о глянце. У такой книги должен быть другой образ. Сделать просто красивую обложку — слишком просто.

— Вопрос на миллион: что с запахом? Готовясь к интервью, в какой-то заметке я прочитала, что вы старались «воспроизвести запах острога». Это как? Сразу подумала о когда-то популярных косметических каталогах, где нужно было тереть страницы.

— Очень любопытно, что люди, которые присутствуют на одном и том же событии все понимают по-разному. Как глухой телефон, ей Богу. Я читала репортажи и улыбалась. На самом деле речь шла вот о чем: в процессе разработки обложки, мы выжигали рельеф креста лазером, и образовался запах нагара. Удивительно, но этот запах оказался как раз в тему. Он очень перекликается с контекстом. Мертвый дом — теснота, копоть, курево. У нас не было такой задачи, но получилось, что и через обоняние мы погрузили читателя в этот мир.

— Знаете, я еще подумала, об этой копоти как о чем-то, что пропитывает, въедается в человека. Так и Достоевский не мог не пропитаться тем местом.

— Да. В любом случае из ситуации невозможно выйти не изменившись. Меня зацепил эпизод из «Записок» с козлом Васькой.
Катаржане ухаживали за этим животным, украшали, для них это было отдушиной, но потом отдается приказ его зарубить. Его приготовили и Достоевский отмечает, что козла, конечно, жалко, но «Нужно признать, мясо было вкусным». Так что да, это его пропитало, но не по принципу соленого огурца.

Он пропустил через себя, как сквозь мясорубку, отбросил все лишнее, осталась только суть.

— Ощущался ли особый груз ответственности от того, что вы оформляете именно Достоевского?

— Да. Потому что тут идет акцент на одного автора. Здесь уже нельзя применить классическое оформление, как я делала с изданием серии книг «Три века Омской культуры», где заложен формат антологии и соответствующая этому подача (позолота, сочетание малахитового и бардового цветов, выдержанные в классическом стиле элементы).

Я хотела пропустить через себя эту историю. И с Достоевским — либо делать хорошо, либо никак.

— Как вы работали с иллюстрациями Кичигина? Это ведь тоже непростой процесс — перенести их в книгу.

— Георгий Петрович объяснял, как хочет видеть свои картины в книге. Важно было донести их ценность, чтобы они были на своих местах, перекликались с текстом. Мы использовали рыхлую бумагу, благодаря этому печать стала мягче. К тому же специально занижали черный цвет, чтобы были видны штрихи. Это очень ответственно, потому что плюс-минус завал черного и это погубит иллюстрацию, просядут черные участки и картинка уже будет по-иному восприниматься, художники меня поймут. Ходили по тонкому льду, но это того стоило.

Читатели издания говорили мне, что «боялись даже испачкаться об иллюстрации» — это именно тот эффект, которого я добивалась.

— Насколько можно судить по обсуждению издания в интернете, многие омичи хотели бы иметь его на своих книжных полках. Есть запрос. Не планируете ли вы издать его большим тиражом?

— Нет. Во-первых, это не соответствует политике фонда (фонд «Духовное наследие», издавший книгу — прим. автора). Во-вторых, у тех, кому это действительно важно и нужно, она в руках появится. Мы больше делаем акцент на библиотеки.
Издавать книги дорого, особенно в условиях пандемии, когда все нужно заказывать, желательно заранее. Здесь идет ручная работа, у меня сейчас дома целая коллекция чистящих средств, потому что после лазера нужно было найти подходящее, чтобы очистить обложку. Это было под мою ответственность, так как типография таким не занимается, они работают именно на тираж, а тут дело другое. Это очень трудоемко.

— Что вы имеете ввиду под «те, у кого она должна быть», что-то из серии, что такие произведения сами выбирают себе зрителей, читателей, слушателей? Как говорили про Мона Лизу: «Она столько веков всем нравится, что уже сама может выбирать, кому нравиться, а кому — нет».

— Возможно и так. Я говорила больше о том, что книга будет в библиотеках, идут розыгрыши, в руки своего читателя она попадет. Библиотеки в этом плане спасают — это возможность доступа большого количества людей к произведению.

— Сейчас всю большую популярность набирают электронные книги, а печать, как вы отметили, дорожает. Как думаете, книгопечатание когда-нибудь умрет?

— Нет. Скорее всего, оно переродится. Возможно, настанет пик, когда электронные книги будут преобладать. Но думаю, это будет не долго. У нас любят превращать в ретро, повышать ценник и уже как эксклюзив продавать. А люди, которые любят уединиться с печатной книгой, всегда будут.

— Книги превратятся в показатель статуса человека, как сумки Prada?

— Весьма возможно. Кстати, сейчас очень популярно направление интерьерных книг, которые не рассчитаны на то, чтобы их открывали. Их задача — красиво лежать на тумбочке или украшать стеллажи. Очень напоминаете советский период, когда было можно специально закупать серии книг, чтобы они красиво стояли, но они порой даже не читались.

— Как вы к этому относитесь — «книга как элемент дизайна»?

— Интерьерные книги в сегодняшнем понимании — чаще всего книги модные, посвященные, например, брендам Chanel или Dolce& Gabbana. На это тоже есть спрос. Людям нравится просто полистать картинки — отдохнуть.
Я бы, наверное, не могла этим заниматься в том виде, в котором на это сейчас идет спрос. Я все-таки за смысл.

— Что нужно, чтобы быть хорошим дизайнером?

— Я бы советовала стремиться быть не хорошим дизайнером, а лучшим. Для этого нужно иметь свой взгляд и не отступать от него. Бывает, что заказчики не принимают мои идеи, но это значит, что нам просто не по пути. Нужно искать своих людей и своих заказчиков.

— Так клиент не всегда прав? Допускаете ли вы, что заказчик может вас переубедить?

— Когда я выслушиваю заказчика, разумеется, я не могу обойти то, что он хочет, но в то же время я ищу другие пути для подачи идеи, может, он просто их не видит. Я пытаюсь осторожно предложить свою концепцию. Порой у меня рисковые идеи, когда клиент долго смотрит и пытается привыкнуть к тому, что он видит. Но чаще всего получается убедить.

— Вашу идею «Записок из мертвого дома» приняли сразу?

— Леонид Константинович (экс-губернатор Полежаев, руководитель фонда «Духовное наследие» — прим. автора) отличается от заказчиков, с которыми я работала раньше. Он доверяет специалисту. Я такого доверия еще не встречала. Идея с крестом отчасти его, он предлагал обыграть крест.

— С фондом «Духовное наследие» вы занимаетесь не только книгами, сейчас вы разрабатываете свой вариант проекта по реконструкции Свято-Ильинского собора. Это связано с вашей религиозной позицией?

— У меня действительно есть идея по Свято-Ильинскому собору, я представляю эту локацию как церковную соборную галерею с задействованием не только храма, но и внешней территории.

Я думаю, это будет уникально, если проект будет осуществлен. Что касается религии, вера и религия ведь разные понятия. Вера внутри человека. Религия — это способ управления, способ организации людей. В христианстве много от язычества, но, на мой взгляд, оно привнесло элемент страха. Если в язычестве радовались, когда человек уходил в мир иной, они понимали, что человек соединился с духовным. Христианство развернуло взгляд на то, что человек будет в загробной жизни наказан за свои грехи. На самом деле, в смерти нет ничего такого страшного, сбросил одну оболочку — перешел в другую.

Мы же не переживаем, когда меняем одно авто на другое.

— У вас получается довольно светский взгляд на религию? Есть, как мне кажется, даже нотки буддизма.

— Да он не светский, этот взгляд. Он просто свой. Для меня храм внутри меня. Я много думала на православную тему. Вот говорят «Бог слышит», и мне всегда было интересно, как это происходит. В какой-то момент я вышла к такому сравнению — «как волосы на голове». Дернешь за волос и чувствуешь, откуда идет боль.Так же и Бог, связан со всем и сосуществует во всем. Есть некая энергия которая заполняет все и слышит все. Но часто люди начинают очеловечивать Бога, почем зря.

Мы тянем духовный мир в мир материальный и из-за этого путаются и не могут понять, что есть вера на самом деле.

— Но строить соборы вы считаете важным?

— Да, строить и реконструировать, потому что они наполнены духом, энергией, ты можешь прийти и наполниться ей. Почему высказываются против возрождения соборов? Есть тенденция — все кричат и я буду кричать. А почему кричит человек? Да потому что у него семеро по лавкам и крыша течет дома. Надо найти крайнего. Прокричался — и вроде уже ощущение, что что-то сделал, а на самом деле ничего не сделал. Человек бежит от проблемы, компенсирует ее за счет другого, и создается путаница.

И в эту внутреннюю тюрьму человек загоняет себя сам. Достоевский тоже об этом пишет.

— А может все-таки лучше дороги или школы?

— Это всегда будет нужно: и дороги, и школы, и детские сады, но нужен и духовный центр. Если люди не будут даже проходя мимо наблюдать собор и хотя бы задумываться об этом, мы окончательно потеряемся.

Посмотрите, насколько сильна сейчас мусульманская религия. Они четко идут по своей линии, не отступая, верят в свои идеалы, сохраняют традиции. На том и стоят. И в противовес наша раздробленность. Конечно, тут советская власть внесла свою лепту, заменив Бога новыми партийными богами. У людей закрепилась представление, что они везде — эти статую из бронзы на каждом шагу. И даже сейчас нам страшно отступиться от советской идеи, поскольку дальше — пустота. В нас сильна память о советских победах и достижениях, потому что заменить их нам пока нечем. Нет того, что бы сплотило людей.

Пытаются сделать акции флешмобы, но это не соединено духом.

— Вера — это тот вариант? Стоит ли воспринимать ее как элемент сплочения? Это, все-таки, индивидуальный путь каждого человека.

— Индивидуальный путь, но мы существуем в социуме. Все влияют на всех. Даже наблюдая со стороны, человек может проникнуться, прийти к чему-то через опыт другого человека. Также, как и через произведения, возвращаясь к Достоевскому. Через произведения проживаем чужой опыт, осознаем и применяем в жизни.

— Насколько я понимаю, сейчас вы находитесь в процессе экспериментов и у вас нет определенной ниши — делать только книги, например, или только проекты по организации пространства. Не хотели бы уйти в одну область и развиваться там? Нет ли риска распылиться?

— Нет. Я в любом случае существую в одном направлении — дизайне. Но в нем я предпочитаю комбинировать. Нужно нарабатывать разный опыт, который поможет выйти на новый уровень. Если развиваться в одной нише можно стать хорошим специалистом, но не лучшим.

Для того, чтобы стать лучшим, нужно пробовать новое. Я читала про эксперимент, когда в трехлитровую банку закрыли блох (вообще, блохи прыгают на 3 метра в высоту) и потом через какое-то время открыли, они за пределы крышки этой банки не могли прыгать, они забыли, что могут прыгать на 3 метра.

Поэтому нужно пробовать новое и смотреть на свои возможности.

Ева Сорокоумова

Источник

png;base64,iVBORw0KGgoAAAANSUhEUgAAAAEAAAABCAQAAAC1HAwCAAAAC0lEQVR42mNkYAAAAAYAAjCB0C8AAAAASUVORK5CYII=

67 лет стажа, более 10 тысяч операций, практически нулевая смертность — все о жизни легенды в нашем материале.

Алла Ильинична Левушкина

© Предоставлено: Woman.ru
Алла Ильинична Левушкина

Каким вы представляете себе человека в 90 лет? Немощным стариком перед телевизором? Хирург из Рязани Алла Левушкина с улыбкой рушила этот стереотип: в свои 90 она по-прежнему оперировала людей. Почтенный возраст врача больных не пугал: наоборот, они выстраивались в очередь, чтобы попасть именно к Алле Ильиничне.

Левушкина стала легендой еще при жизни. В 2014 году она получила врачебную премию «Призвание» в номинации «За верность профессии».

На тот момент стаж 87-летнего врача составлял уже 63 года. Люди ехали к ней со всех уголков страны.

«Я сегодня так устала. Отсидела в поликлинике с 9:30 до 11:00. Там ко мне идут и дельные, и бездельные. Бездельные — потому что мое имя услыхали, значит, надо, чтобы я поглядела. А в больнице у меня операция…» — делилась Алла Ильинична с журналистами.

Лишь в 2018-м, на 92 году жизни, Левушкина закончила оперировать, но продолжила принимать и консультировать пациентов. Полноценно на пенсию она так и не вышла, работая до конца своих дней. Не стало Аллы Ильиничны 23 января 2020-го. С удивительной женщиной прощалась не только Рязанская область, но и вся страна.

Вожжа под хвост

Алла Ильинична родилась 5 мая 1927 года в Рязани в семье лесовода и учительницы. Старший брат Левушкиной Анатолий — известный советский и российский поэт. Однако поистине прославить семью было суждено именно Алле…

Великую Отечественную войну девушка застала семиклассницей.

«Вдруг утром слышу — объявляют войну. Мне стало так страшно. Очень я испугалась. В эвакуации мы не были, жили в Рязани, просто уехали в лес. Голодали, конечно. Голодали очень сильно. Но мы учились, и в войну учились, я десятый класс с отличием закончила», — вспоминала Левушкина.

Алла с детства тяготела к естествознанию, поэтому будущую профессию рассматривала в таких сферах, как геология, медицина и сельское хозяйство. Решающую роль в столь нелегком выборе сыграла повесть «Записки врача» Викентия Вересаева. «Удивительная книга. Когда я ее прочитала, мне захотелось стать врачом», — вспоминала Алла Ильинична.

Сумочка к ребру сочинение

© Предоставлено: Woman.ru

1944 год — еще идет война. 16-летняя Алла вместе с подругой отправились в Москву поступать в университет. Попав в столицу, девушки решили рассмотреть несколько вариантов. Сначала Алла пришла в геологоразведочный институт, где ее тут же пригласили стать студенткой. Левушкина решила не торопиться и пошла дальше. Биологический, плодоовощной факультеты — везде девушку были готовы с радостью принять.

Но тут Алла вспомнила про давнюю мечту стать врачом и отправилась подавать документы во 2-й Московский медицинский институт им. Сталина (сегодня — Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н.И. Пирогова).

Однако там девушку не приняли.

«Мне сказали: »Мы вас не можем взять, потому что у вас нет московской прописки». И это меня прямо подстегнуло. Как говорится, вожжа под хвост попала: мне вдруг непременно захотелось в медицинский», — рассказывала Левушкина.

Алла не сдалась, поехала поступать в Днепропетровск, оттуда вернулась в Рязань, а через год, сразу после окончания войны, судьба все равно привела ее в столицу — в тот самый 2-й медицинский. На этот раз прописка была оформлена, а вот на вступительном экзамене ее спас Михаил Лермонтов. «Я его с детства люблю, очень много о нем читала, и как раз была о нем тема. У меня такое получилось сочинение! Мне сказали: »Вы с ошибками написали, но у вас содержание такое хорошее, что мы вынуждены вам поставить четверку»». Так и поступила — на лечебный факультет.

Сумочка к ребру сочинение

© Предоставлено: Woman.ru

Крещение в хирурги

На выпускном экзамене по хирургии Алла получила тройку. При том, что с третьего курса девушка посещала кружок по хирургии Бориса Васильевича Петровского (впоследствии он стал министром здравоохранения СССР) при 4-й городской больнице Москвы.

Левушкина делала успехи и уже с шестого курса сама оперировала. Способности ученицы отмечал и сам Петровский.

«Мы все, конечно, хотели с ним поработать. Я стою — маленькая, хоть и на каблуках (но высокие каблуки тогда еще не носили). У меня колпак, ни единого волоска не видно, и халат с засученными рукавами. Он нашу компанию осмотрел и говорит мне: »Вы будете мне ассистировать». Во время операции кровь брызнула мне прямо в лицо. Он говорит: »Считайте, я окрестил вас в хирурги»», — вспоминала Левушкина.

Сумочка к ребру сочинение

© Предоставлено: Woman.ru

Крещение прошло успешно — ни о чем, кроме хирургии Алла думать не могла. Интересно, что и тогда, ассистируя Петровскому, и впоследствии Левушкина работала на специальной подставке. Рост Аллы всего 152 см, из-за чего она толком не доставала до операционного стола, поэтому приходилось выкручиваться таким способом.

По призванию

После института Алла вместе с подругой Ольгой отправились в Туву — республику на границе с Монголией, где проработали три года. «Отец подруги работал в мединституте, предлагал нам остаться. А мы: »Нет, поедем хирургами! »

Нам было по 24. Ольга хотела на Алтай, я — на Дальний Восток. Мы с ней подошли к карте, смотрим — Тува: и то близко, и другое», — делилась Левушкина.

В 1954 году Алла вернулась в родной город, поступила в ординатуру Рязанской клинической больницы им. Н.А. Семашко и осталась там работать по ее окончании.

А затем, в 1961 году, после 10 лет общей хирургической практики Левушкина вдруг выбрала специализацию хирурга-проктолога.

И тому предшествовал забавный случай.

«Как-то выступала на конференции, должна была сказать »у больного большой зоб». И вместо »з» произнесла »ж». Все смеются… А через некоторое время я ушла в проктологию. Коллеги решили, что та оговорка была пророчеством», — вспоминала Левушкина.

Сумочка к ребру сочинение

© Предоставлено: Woman.ru

Тогда в Рязанской области никто проктологией не занимался, врачи попросту не умели лечить пациентов с такими заболеваниями. И когда пришла путевка на соответствующие курсы, хрупкая девушка вызвалась их пройти. Так, Алла Ильинична долгие годы была единственным врачом этой специальности во всей Рязанской области. Впоследствии вместе с коллегой из Челябинска Анатолием Хубезовым они создали первое отделение проктологии в регионе.

Сумочка к ребру сочинение

© Предоставлено: Woman.ru

Более 30 лет Алла Ильинична работала в санитарной авиации — летала в самые разные уголки нашей страны на сложные вызовы, не раз оперировала в полевых условиях.

«Как-то мы приехали на самострел. Там в сарае лежал больной с разорванной грудной клеткой. Практически ничего сделать было нельзя. Мы с анестезиологом его зашили почти без обезболивания. И сердце, и легкие. А потом его транспортировали. Я не помню его судьбу», — делилась Левушкина.

Нулевая смертность

В статьях, посвященных Алле Ильиничне, не раз говорилось, что она уникальный хирург, ведь число смертей после ее операций равно нулю. Сама врач с такой статистикой была не согласна. «Это ложь, я не хирург с нулевой смертностью. Если человек взялся за нож, у него будет смертность», — говорила Левушкина.

Она отметила, что до 2001 года вела подсчет своим ошибкам и насчитала 18 операций, после которых люди умирали.

Разбирательства, проводимые после таких случаев, доказывали невиновность хирурга, но она стояла на своем. «Главное — я знаю свои ошибки. Каждый хирург делает ошибки, которые когда-то бывают непростительными. Я настолько больная делаюсь после этого… Я всегда честно говорила родственникам умерших людей, что это я виновата. Меня коллеги отговаривали, говорили, что они в суд могут подать, но никто не подавал. Не знаю, почему», — признавалась Алла Ильинична.

К слову, родственники погибших не только не жаловались, но и сами успокаивали хирурга — брали вину на себя, заявляя, что они слишком поздно обратились или не соблюдали рекомендаций.

За всю свою 67-летнюю карьеру Левушкина провела более десяти тысяч операций, не раз бралась за неоперабельные, безнадежные случаи, чудесным образом спасая жизни людям. Молва о маленькой хрупкой женщине с золотыми руками распространилась далеко за пределы Рязани. К ней на прием ехали с самых разных уголков страны — в надежде на исцеление. И нередко эти надежды оправдывались.

Благодарных пациентов Аллы Левушкиной не счесть. Как-то хирург признавалась, что стала обходить рынки стороной, ведь почти у каждого прилавка ее встречал продавец, которого она когда-то лечила, собирал полные сумки продуктов и отказывался брать за это деньги.

Незаменимая

Год за годом Алла Ильинична выполняла свою работу — качественно и с полной самоотдачей. Кажется, она и сама не заметила, как состарилась — 70, 80, 90 лет. И это при том, что пенсионный возраст хирурга — пятьдесят! Пациенты, судя по всему, тоже отказывались обращать внимание на такую мелочь как цифры в паспорте у их врача.

«Они почему-то все ко мне идут, я удивляюсь. На днях должна была делать операцию, но мне нужно было лететь к вам в Москву, и я передала пациентку. Она встретила меня и говорит: »Ну как же так? Вы обещали и не оперируете». Я сказала, что не могу ее взять из-за отъезда, на что она ответила, что будет меня ждать. Вот приеду, буду оперировать», — делилась 90-летняя Алла Ильинична с Юлией Меньшовой в программе «Наедине со всеми».

Уникальными были не только золотые руки Левушкиной, но и ее подход к пациентам.

Сегодня врачей нередко обвиняют в холодности, а вот Алла Ильинична была другой. «Когда я начинаю лечить человека, для меня лично он уже делается близким. Я уже за него сильно переживаю. По очень тяжелым больным заказываю молебен, даже не сообщая им об этом. И всем, когда они меня благодарят, говорю: »Вы Бога благодарите»», — признавалась Левушкина.

Кстати, к вере она пришла только к 60 годам, а до этого момента была воинствующим атеистом. Все изменилось, когда Алла Ильинична познакомилась с отцом Петром. Протоиерей на протяжении двух лет спокойно отвечал на все каверзные вопросы врача, дискутировал, объяснял.

В конце концов, Левушкиной ничего не оставалось, как признать, что абсолютная истина есть, и это Бог.

В 2014 году 87-летняя Алла Ильинична получила врачебную премию «Призвание» в номинации «За верность профессии». Тогда старейшему практикующему хирургу России вручили награду, грамоту и 1 миллион рублей, из которых 400 тысяч она раздала родным и близким, в том числе дочери своего духовника, того самого отца Петра.

«Я считаю, что сейчас живу только благодаря Богу. Кто мне дал столько возможностей: жить и в восемьдесят семь лет работать, оперировать еще?» — размышляла она.

Замужем за хирургией

На пороге 90-летия у Аллы Ильиничны спрашивали, почему она до сих пор работает. «Я не могу уже без работы. Мои мальчики говорили мне: »Уходи на пенсию, а мы будем к тебе приходить чай пить». Сейчас эти мальчики уже давным-давно на пенсии. А я работаю», — с улыбкой отмечала Левушкина. И добавляла: «Я как скаковая лошадь: вхожу в операционную, и тут же появляются силы, бодрость, и я начинаю оперировать. А так хожу как кляча».

Энергии этой женщине было не занимать. Коллеги вспоминали, что ни у кого из них язык не поворачивался назвать ее старухой — настолько она была живой, молодой в душе.

Возможно, этим Анна Ильинична обязана своему активному прошлому: до 55 лет каждый свой отпуск Левушкина проводила в пеших походах с огромным рюкзаком за плечами, который едва ли весил меньше ее, поднималась в горы, спала в палатке, купалась в ледяной воде озер и рек.

Алла Ильинична так и не создала свою семью — ни разу не была замужем, детей у легендарного хирурга тоже нет. На вопрос «Почему?» Левушкина коротко отвечала: «Не сложилось».

Все, кто знал эту удивительную женщину, видели в этом глубокий смысл: Алла Ильинична была рождена дарить любовь повсеместно, своей добротой и умением сострадать, исцелять и заряжать всех людей — а не только свою семью. Левушкина ко всему прочему очень любила животных: не проходила мимо бездомных, брала лишь дворняг, выхаживала их и оставляла у себя.

Так, у хирурга было 14 кошек и собака, а за окном всегда висела кормушка для птиц.

Алла Левушкина оставила профессиональную деятельность в 2018-м, когда ей был 91 год. Причиной тому стало заболевание ног — в силу возраста хирург испытывала серьезные трудности при ходьбе, однако сохраняла полную ясность ума и точность работы рук.

Оставив хирургию, врач продолжала вести прием пациентов в поликлинике — практически до самой смерти. Алла Ильинична ушла из жизни 23 января 2020-го на 93 году жизни. Похоронена на Скорбященском кладбище в Рязани рядом с родным братом. Ее смерть стала потерей не только для Городской клинической больницы № 11, Рязани и области, а для всей страны.

Сегодня в поликлинике, где Алла Левушкина проработала последние годы, на стене у входа в хирургическое отделение изображен ее портрет — мудрой, улыбающейся, с невероятно добрыми глазами. Такой ее и запомнили десятки тысяч пациентов, коллег, родных и близких.

«В работе врача самое главное, я считаю, — это знания и любовь к людям. И проявляться любовь должна нормально. Действенно. Не надо жалеть, когда они кричат, что им больно. Надо стараться делать не больно. Надо выполнять свой долг».

Фото: Александр Рюмин/ТАСС, НАЕДИНЕ СО ВСЕМИ/YouTube.com

Материалы по теме:

В огне не горят: хирурги провели пациенту операцию на сердце прямо во время пожара
Спасают себя и нас: вдохновляющие женщины-врачи из сериалов и их жизненные уроки
Роковая ошибка врача и 39 лет в коме: как трагедия французского футболиста сделала его легендой
Золотые руки! Эксперт определяет черты характера королевской семьи по их ладоням
Из успешного айтишника в аскета: история отца Алисы Тепляковой, который бросил все и уехал в Китай

Источник

Сумочка к ребру сочинение

Вожжа под хвост

Крещение в хирурги

По призванию

Нулевая смертность

Незаменимая

Замужем за хирургией

А вот еще несколько наших интересных статей:

Поделиться этой статьей с друзьями: